Европа на повороте во мглу (1922-1926) - 5

Никто в этой обескровленной Германии по-настоящему не верил в будущее; мало кто думал об общем благе. Капиталисты жили в страхе перед революцией. Обедневшая средняя буржуазия скептически взирала на падение нравов. Лишь социал-демократы верили в будущее капитализма, стабилизацию немецкой демократии и даже в разумную доброжелательность версальских победителей! У них был просвещенный и оптимистический менталитет либеральной буржуазии 1848 года. Молодежь, сочувствовавшая националистам или коммунистам, отдалялась от них. У меня сложилось впечатление, что она желала революции и альянса с Россией для революционной войны. Энергия, обделенная мыслью, находила прибежище в военных союзах, или же, подкрашенная мыслью доктринерской, поляризовалась вокруг компартии. Шарль Раппопорт, цинично усмехаясь в бороду, говорил: «В Германии не произойдет революции по той же причине, что и контрреволюции в России: люди слишком устали, слишком голодны».

Для Берлина русская революция сохраняла почти непоколебимый ореол новой справедливости, новой организации производства, неведомой ранее демократии. Это было правдой для нас и народа, даже для многих реакционеров. Только социал-демократы видели в ней одни издержки, деспотический характер, голод, длительные войны и не скрывали своего мнения, что «революция обходится слишком дорого». И решили пойти другим, менее тернистым путем. Скорее они пытались приспособиться к выдыхающемуся капитализму, потихоньку модифицируя его. Социал-демократы проникали во все поры государства: в администрацию, школы, муниципалитеты, полицию — порой казалось, что их оттуда не выжить. «Какое поразительное бессилие!» — говорили мы. Наша советская нищета, наша уравниловка (со смехотворными привилегиями руководителей), наша пламенная созидающая воля, наше бескорыстие контрастировали с жестоким принципом спекуляции «каждый за себя», вызывающей и глупой роскошью богачей, постыдной бедностью народных масс и побуждали прощать революции ее прямолинейную суровость, ее ошибки. Разлагающийся буржуазный мир укреплял нашу веру.