Опасность - в нас самих (1920-1921) - 10

Роковую роль в этой драме сыграли слухи. Официальная пресса скрывала все безуспешные и бездарные действия режима, деятельность ЧК была покрыта полным мраком, каждую минуту рождались катастрофические известия. После петроградских забастовок в Кронштадте распространился слух о массовых арестах бастующих и вводе войск на заводы. В целом это было не так, хотя ЧК, без сомнения, по своему обыкновению производила бессмысленные и большей частью кратковременные аресты. Почти каждый день я видел секретаря петроградского комитета Сергея Зорина, знал, насколько встревожили его эти волнения, насколько тверда была его решимость не проводить репрессий в рабочей среде — в этих обстоятельствах единственным эффективным оружием он считал агитацию: для подкрепления он выбивал вагоны продовольствия. Он рассказал мне, как однажды попал в квартал, где правым эсерам удалось спровоцировать выкрики: «Да здравствует Учредительное Собрание!» (смысл был ясен — «Долой большевизм!»). «Я объявил, — смеялся Зорин, — о подходе нескольких вагонов с продуктами, и в мгновение ока ситуация переменилась». Во всяком случае, неповинение Кронштадта началось порывом солидарности с забастовками в Петрограде и благодаря слухам о репрессиях, в большинстве ложным.

Основными виновниками мятежа, вызвавшими его своей грубостью и неловкостью, были Калинин и Кузьмин. Принятый кронштадтским гарнизоном с музыкой и приветственными криками, председатель ВЦИК Калинин, выслушав требования матросов, назвал их негодяями, эгоистами, изменниками и  пригрозил им беспощадной карой. Кузьмин воскликнул, что недисциплинированность и предательство будут сокрушены железной рукой диктатуры пролетариата. Их со свистом изгнали; разрыв стал окончательным. Вероятно, именно Калинин по возвращении в Петроград придумал «белого генерала Козловского». Таким образом, в самом начале конфликта, когда его легко можно было погасить, большевистские руководители захотели действовать лишь силовыми методами. И после этого нам стало известно, что все делегаты, посланные Кронштадтом к Совету и народу Петрограда сообщить им суть разногласий, оказались в тюрьмах ЧК.

Мысль о посредничестве родилась во время разговоров, которые я вел каждый вечер с недавно прибывшими американскими анархистами Эммой Гольдман, Александром Беркманом и молодым секретарем Союза русских рабочих США Перкусом. Я сказал об этом некоторым товарищам по партии. Они ответили: «Это бесполезно. Все мы, и ты в том числе, связаны партийной дисциплиной». Я возмутился: «Можно выйти из партии!» Они холодно и уныло возразили: «Большевик не покидает партию. И куда ты денешься? Мы все-таки одни». Группа анархистов-посредников собралась у моего тестя Александра Русакова. Я не присутствовал на собрании, так как было решено, что посредническая инициатива будет исходить только от анархистов в силу влияния, которым они пользовались в кронштадтском Совете, и что только американские анархисты будут нести за это ответственность перед советским правительством. Очень хорошо принятые Зиновьевым Эмма Гольдман и Александр Беркман могли авторитетно выступать от имени все еще важной составляющей международного пролетариата. Их посредническая миссия полностью провалилась. В утешение Зиновьев предложил им всяческое содействие для поездки в спецвагоне по всей России: «Вы увидите и поймете…» Большинство русских «посредников» были арестованы, за исключением меня. Этой снисходительностью я обязан симпатиям Зиновьева, Зорина и некоторых других, а также своему положению активиста французского рабочего движения.