Институт - 7. Мой выпуск

На снимках: выпускники кафедры МОМЗ 1955 года. К сожалению, многих уже нет среди нас. Если кто-то узнает на этих фотографиях знакомых, просьба сообщить об их судьбе на мой электронный адрес: oldenot@yandex.ru

* * *

Для многих на первом курсе было проблемой сдавать «шрифты». Это на листе 11 формата (А4), нужно было начертить (написать) алфавит, выдерживая все размеры чертежного шрифта. Для меня это не составляло труда, и я легко выполнил это работу для себя и по просьбе товарища. Через некоторое время он просит еще написать шрифт. Я сделал, но его просьба еще несколько раз повторялась, когда мы уже учились на старших курсах. Оказывается, он знакомился в библиотеке с первокурсницами и обещал им помочь написать шрифты.

 Во время зимней сессии были организованы показательные выступления штангистов в фойе главного корпуса. Я тогда учился на втором курсе. Возвращаюсь я после выступления в общежитие, а ребята мне говорят: «Ну, ты попал. Тебя на помосте увидел Грошев». Грошев вел у нас курс высшей математики. И точно. На экзамене он мне несколько раз повторил, что надо больше заниматься, а не отвлекаться на посторонние дела. И поставил мне удовлетворительно. В институте он прослыл, как враг спортсменов.

 Декан нашего факультета и заведующий кафедрой «механическое оборудование металлургических заводов» Пальмов Евгений Васильевич читал нам курс «Доменное производство». Во время занятий передним лежали пожелтевшие от времени листочки его конспекта лекций. Старшекурсники нас предупреждали, что когда он во время лекции будет писать формулу по скорости движения скипового подъемника, чтобы мы указали на ошибку в его формуле. Что мы и сделали. Е.В. поблагодарил нас, исправил ошибку на доске, а мы сообщили об этой ошибке следующему за нами курсу. Вообще мы очень уважали Евгения Васильевича Пальмова.

 На 5-ом курсе в одной комнате со мной жили Лёва Куролесов, кандидат в мастера спорта по стрельбе из пистолета, Боря Тареев трубач и Сережа Пасынков. У Сережи Пасынкова отец и братья работали машинистами на железной дороге. А в то время это была престижная и высокооплачиваемая работа, Серега жаловался, что если бы не зрение, то он тоже стал бы машинистом. Он рассказывал, что, когда он был пацаном и ехал на паровозе со знакомым машинистом, то, во время передаче жезла, на полном ходу, выпал из паровоза, получил сотрясение мозга и, как следствие, у него испортилось зрение. Дороги в то время были, в основном, одноколейными. Чтобы выехать на перегон, нужно было передать жезл (кольцо из проволоки диаметром около 50 см), о перегоне который проехал и принять жезл о перегоне, на который выезжал. Все это делалось не сбавляя скорости. Когда он выпал, машинист даже не мог остановить состав, т.к. остановка грозила ему расстрелом. Вставал Серега раньше всех и с учебниками уходил в институт. Занимался там, в библиотеке, а после лекций был свободен. Иногда мы с ним заходили в магазин. Однажды он примерил костюм, который стоил несколько месячных стипендий и попросил завернуть его. Мы такое себе не могли позволить, а его неплохо подпитывали родители и браться. Он часто ходил в оперный театр. Однажды нам открылась его любовь к опере. Он вернулся после спектакля чем-то недовольный и ворчал, что стоят в разных концах сцены, и каждый поет что-то своё. Ничего не понятно! Мы догадались, что он слушал «Евгения Онегина». Оказалось, что он ходил в оперный театр только потому, что это было единственное место в Свердловск, где в буфете всегда было пиво.

Когда Боря Тареев открывал шкаф и доставал свою трубу, Серега вскакивал, и выбегал из комнаты. Минут через десять он возвращался с бутылкой водки (на первом этаже нашего корпуса был гастроном), наливал стакан и предлагал его Лёве Куролесову. Тот отказывался. Сережа залпом выпивал стакан, затем остатки и ложился на кровати лицом к стене. А Боря открывал форточку выставлял в неё трубу и начинал играть. Эта картина повторялась весь год, пока мы жили вместе.

Мой выпуск