Autoren

1427
 

Aufzeichnungen

194062
Registrierung Passwort vergessen?

Урал

17.11.1941
Каменск-Уральский, Свердловская, Россия
Фотографии мамы для документов в разные годы после войны.

Со станции Синарской, ночью состав загнали на заводские пути. Кругом всё в снегу, мороз, а мы без одежды. Ещё было темно, когда в вагоне появился папа. Он принес одеяла, в которые завернули меня, и завернулась мама. Мы уселись на сани, и лошадка повезла нас в темноту ночи. Ехали мы долго, и я дремал завернутый с головой в одеяло. Наконец сани остановились и меня занесли в избу. В ней было тепло, а меня усадили куда-то высоко, где было ещё теплее. После холода в вагоне, встречи с папой, поездки на санях ночью меня разморило тепло, и я заснул. Когда я проснулся, было уже светло, но свет пробивался сквозь затянутые инеем небольшие окна и в комнате был полумрак. Рядом со мной, как я потом узнал на печке, спали ещё трое ребят. А внизу негромко разговаривали женщины, и я узнал голос мамы. Наверху было тепло и не хотелось вылезать из-под одеяла, но мне захотелось в туалет, и я тихонько позвал маму. Она сняла меня с печи, и пришлось за занавеской воспользоваться ведром – горшок у нас появился позднее. Изба состояла из двух комнат. Это называлось пятистенок, т.е. внутри избы была ещё одна пятая стена, помимо четырех наружных. В этой избе разместилось 4 семьи. Друг от друга отгородились занавесками. Деревня, в которой был дом, называлась Позариха. Много позднее, папа рассказывал, что в ту ночь ему нужно было отогнать лошадь на конный двор, но ночь была безлунная, и он сбился с дороги. Тогда он отпустил поводья доверился лошади, и она мелкой рысцой привела его на конный двор. Позариха была в 5-7 км от завода. Родители ещё затемно уходили на завод, и мы оставались на весь день одни. Нас было четверо мальчишек. Старший из нас перед войной окончил 6 классов и начинал в эвакуации учиться в 7 классе. Я не помню его имени, назовем Игорем. Двое других были ненамного младше меня. Мне запомнился Игорь, как спокойный, рассудительный парень, который сумел с нами справляться, и занимать целые дни наше внимание. Я не знаю его дальнейшую судьбу, но думаю, что он был прирожденным педагогом-воспитателем. У нас было две книги: моя «Седовцы» Бадигина и Игоря «Старая крепость» Владимира Беляева. Игорь установил распорядок дня, которого мы строго придерживались: было отведено время для коллективного чтения книг, для занятия рисованием и разными поделками, для рассказов различных выдуманных и невыдуманных историй, для игры в школу, в которой он, конечно, был преподавателем, а также строго отведенное время на еду, которую нам оставляли родители. Такой распорядок приучал нас все время быть занятыми и отвлекал от устойчивого чувства голода. Книги мы читали и перечитывали, особенно интересные и динамичные эпизоды разыгрывали в лицах. Игорь был неплохим режисером-постановщиком наших игр. Он научил нас делать миниатюрные панорамы. Помню, что я сделал панораму в спичечной коробке: на заднем фоне старая крепость, от неё через ров идет мост, по которому скачет конница. У Игоря были цветные карандаши, и мы очень аккуратно ими пользовались. Зима 1941 года была очень суровая. Ни у кого из нас не было одежды, и мы всю зиму сидели в избе. Хозяева, которые уступили нам дом, построили его для сына. Это был большой двор, обнесенный высоким забором. По бокам двора две большие избы-пятистенки, в одной жили хозяева, в другой мы – эвакуированные. Иногда днем хозяйка заходила к нам, проверяла, не замерзаем ли мы. Были случаи, когда она приносила нам молоко (не знаю, это был дар, или заказывали наши родители).

Однажды в выходной день папа собрался пойти купить у кого-то картошку и решил взять меня с собой. Меня закутали в мамино пальто, папа усадил меня на санки. Помню, что меня сразу же ослепил белоснежный снег, солнечный свет, и я задохнулся от морозного свежего воздуха. Папа заранее договорился, у кого он купит картошку и мы (а точнее я на санках) ехали вдоль деревни. По дороге мы зашли к одному из папиных сотрудников по фамилии Неживой. (Папа потом рассказывал, что у них в отделе работали два конструктора: у одного фамилия Неживой, у другого Бессмертный)[7]. Неживой купил себе дом, корову и жил безбедно. Когда мы зашли в гости, он поставил передо мной глубокую тарелку и налил в неё варенец. До сих пор помню это чувство, когда я съел пол тарелки и больше не мог. И оторваться не могу, и больше в меня не лезет. Это один из эпизодов, запомнившихся мне в ту суровую зиму. Весной папа сообщил, что мы переезжаем в город.

 

В новом четырёхэтажном здании школы размещался военный госпиталь. Нас водили туда читать для раненых стихи, помогать сестрам, сматывать в рулоны стираные бинты. В 1945 году госпиталь куда-то перевели, и в пятый класс я пошел уже в новую школу.До конца учебного года оставался один месяц, и мама повела меня в школу, которая размещалась в одноэтажном деревянном бараке. Директор предложила оформить меня в первый класс, но я прямо в кабинете расплакался и не хотел снова идти в первый класс. Тогда она предложила посадить меня во второй класс с недельным испытательным сроком. Испытание я выдержал и был переведен в третий класс. От этой школы, а я учился в ней до четвертого класса у меня остался неприятный осадок. Друзей не было, часто дразнили жидом, один из учеников седьмого класса пропал зимой и только весной его труп выловили из подо льда. Говорили, что на груди у него была вырезана шестиконечная звезда. Помню, что звали его Ханусик. Позднее я хорошо знал его младшего брата.

 

1942 год. Папе дали пол комнаты в коммунальной трехкомнатной квартире. Дом начали строить еще до войны. Это был четырёхэтажный дом из красного кирпича. Два подъезда были с торцов дома с элитными квартирами и два с лицевой стороны. Мы поселились на третьем этаже в подъезде с лицевой стороны дома в трехкомнатной квартире. В квартире жило 6 семей: в одной комнате инженер с взрослой дочерью, в другой женщина врач с сыном Аликом моего возраста и матерью – бабушкой Алика, в большой комнате (~20м2), перегороженной занавеской, мы и семья - муж с женой, на кухне еще семья и в ванной комнате (ванна не установлена) одинокая женщина.

Алик был капризным избалованным парнишкой. Из их комнаты часто раздавались крики. Это он ругался с бабушкой. Однажды мы слышим причитания бабушки. Оказывается, Алик съел полную банку говяжьей тушенки, которую бабушка рассчитывала растянуть на пару недель, а Алик невинно оправдывался: «Я попробовал, обомлел и не заметил, как все съел». Его бабушка ездила в Челябинск, привозила оттуда разную мелочь и продавала на рынке (сейчас это называется бизнесом, а тогда спекуляцией, за которую можно было поплатиться). Однажды мы узнали, что она привезла для продажи земляничный крем в маленьких баночках (в каких сейчас продается вьетнамский крем «Звезда»). На крышках баночек была нарисована земляничка. Так вот Алик съел весь её крем. Однажды бабушка зажарила двух воробышков (не знаю откуда и как она их достала) и пригласила меня угощаться. Выглядели они очень аппетитно. Но я не смог их есть, а Алик обгладывал каждую косточку.

У каждой семью была своя электроплитка. Готовили каждый в своей комнате. Нихромовые спирали, уложенные в канавки керамических оснований, часто перегорали и их приходилось соединять. Папа научил меня это делать, используя полоску жести от консервной банки. Как-то я похвастался, что отремонтировал плитку у соседа-инженера, на что папа сказал, что не обязательно быть инженером, а вот уметь делать все своими руками в жизни необходимо.

Постепенно жильцы нашей квартиры стали расселяться. Выехал и инженер с дочкой, а в их комнату переселили меня. Весной 1947 года я подобрал выпавшего из гнезда воробышка. Он был беспомощным и широко раскрывал клюв. Мама предложила давать ему размятую вареную картошку. Я сделал ему в картонной коробке гнездышко и регулярно кормил его, добавляя в рацион мух. воробышек быстро рос и покрывался перышками. Через некоторое время он научился летать по комнате. По утрам, своим чириканьем он будил меня, прыгал по одеялу, лез ко мне в лицо и всем своим видом показывал, что пора вставать и кормить его. Но однажды я оставил открытой форточку, и мой воробышек сначала посидел на ней, а потом весело чирикнув вылетел. Я был огорчен, но решил, что так для него будет лучше. Форточка так и оставалась открытой весь день. А вечером в комнате снова раздалось чириканье. Воробышек прилетел и уселся в свое гнездышко. Так продолжалось почти месяц. Днем он улетал, а вечером возвращался в свое гнездышко. По утрам он так же настойчиво будил меня.

 

В квартире напротив жил мой одноклассник Женя Виноградов. Он жил с матерью и теткой. Похоже, что они были близняшками. Одного роста, высокие женщины всегда ходили в солдатских шинелях. Женя был пожалуй самым крупным мальчиком в нашем классе, хотя почти на год младше нас. Мы отмечали его день рождения 31 декабря (1932 года). Он был хорошим спринтером и ездил в г. Днепропетровск на соревнования школьников по легкой атлетике. Мы обменивались книгами. Однажды он где-то достал старинное издание рассказов Шехерезады «тысяча и одна ночь». Я читал эту книгу в тайне от родителей с фонариком прячась по ночам под одеялом. И вот после такой ночи, бедный воробышек пытался разбудить меня, а я отмахнулся и продолжал спать. Когда же я, наконец, проснулся, то обнаружил его мертвое тельце у меня под одеялом. Это была трагедия. Я отнес его в лес и там, со слезами на глазах, похоронил.

Еще в квартире напротив жила глазной врач Галембо Софья Наумовна с сыном и матерью. Она вышивала крестом, а я помогал ей восстанавливать утраченные части затертых и перетертых картин, которые она где-то доставала. Запомнился анекдот, который она рассказала: На призывной комиссии один из призывников симулирует, что у него плохое зрение. Подводит врача к окну и говорит: «Доктор вы видите вот тот стог сена? А я его не вижу!».

Софья Наумовна научила и меня вышивать крестом. Я вышивал крестом портреты Сталина, Горького, Гоголя. Портрет Сталина мама куда-то спрятала и я его больше не видел.

23.12.2013 в 21:57


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Rechtliche Information
Bedingungen für die Verbreitung von Reklame