"Тот свет" - Мистический страх - 3

Таким образом, мистический ужас уже был готов в наших детских душах, и, конечно, его только раздувала окружавшая нас среда. У моей сестренки, которая была моложе меня на два с половиной года, была старая нянька, которая должна была присматривать и за нами. Это было маленькое существо с морщинистым лицом и большой кичкой на голове, отчего голова казалась огромной. Она знала много страшных рассказов, больше, впрочем, из разбойничьего быта. Особенное впечатление производил на нас рассказ о матери и дочери. Разбойник ночью застал в доме только мать с дочерью и стал требовать денег. Мать сказала, что деньги в погребе, и повела туда разбойника. Дочь шла впереди с каганцом (светильня), разбойник за ней, а мать сзади. И вот, когда разбойник вошел в погреб, мать захлопнула дверь… Дочь осталась с разбойником.

Дальнейшее представляло короткую поэму мучительства и смерти. Дочь из погреба молит мать открыть дверь… «Ой, мамо, мамо! Вiдчитть, бо вiн мене зapiже…» — «Ой, доню, доню, нещасна наша доля… Як вiдчиню, то зарiже обоiх» — «Ой, мамо, мамо», — молит опять дочь… И шаг за шагом в этом диалоге у запертой двери развертывается картина зверских мучений, которая кончается последним восклицанием: «Не вiдчиняйте, мамо, бо вже меш й кишки висотав…» И тогда в темном погребе все стихает…

Старуха сама оживала при этих рассказах. Весь день она сонно щипала перья, которых нащипывала целые горы… Но тут, в вечерний час в полутемной комнате, она входила в роли, говорила басом от лица разбойника и плачущим речитативом от лица матери. Когда же дочь в последний раз прощалась с матерью, то голос старухи жалобно дрожал и замирал, точно в самом деле слышался из-за глухо запертой двери…

Этим она пыталась нас усыпить, но, разумеется, сон улетал, как вспугнутая птица, и, закрываясь с головой от страшного впечатления, мы засыпали только глубокою ночью…