Мир моих собственных причуд оставался скрытым и неприкасаемым.
Если дождь переходил в ливень, а Эрик, уйдя на работу, забывал захватить плащ, я, взяв спасительное обмундирование, умостившись под зонтик, отправлялась его встречать. Аллеи были безлюдны, и, укрытая пеленой дождя и деревьями, шлепая по лужам, я начинала вдохновенно читать стихи; исступленно доигрывать неизвестно где и как зародившиеся сюжеты; я повелевала, миловала, спасала, в кого-то воплощалась, натиску недобрых сил ставила преградой гневное шиллеровское «Нет»… Меня увлекала, вбирала в себя эта странная сила и страсть. И чувствовала я себя в эти минуты необыкновенно счастливой и освобожденной.
Работой театрального художника притом была увлечена чрезвычайно.
Театр и мастерские располагались в тенистом дубовом саду.
К выпуску готовилась «Коппелия». Работать приходилось допоздна. Эрик приносил мне в театр обед.
Я сидела на скамейке и расписывала кувшины. Главный художник подошел посмотреть и вдруг, выхватив у меня из руки кисть мазнул краской по щеке. Он убегал, а я, побросав все, — за ним: догнать, отомстить. Перепрыгивая через скамейки, мчась сквозь солнечную чересполосицу, кружила за убегавшим и не заметила, как налетела на разговаривавших невдалеке Эрика и главного режиссера Русской драмы Уринова. Тут-то остановилась как вкопанная.
На следующий день к нам в цех явился главный режиссер и, подойдя ко мне, очень серьезно, даже как будто с обидой стал меня укорять:
— Как же так нехорошо получается? В какое вы меня поставили положение? Приезжает, понимаете ли, на гастроли Смирнов-Сокольский и чуть ли не выговор мне делает: «Как же ты до сих пор не взял в театр Тамару Владиславовну Петкевич? Она ведь замечательная актриса».
Я и шутку не сразу оценила, и с ответом не нашлась, смешалась совсем. И тогда главный режиссер спросил:
— Ну так как, попробуем вас на роль Ксении в «Разломе»?
— О-о-о!!!
Я смотрела «Разлом» в одном из ленинградских театров. Была влюблена в роль Ксении. Но — театр? Сцена? Роль? И я? Господи! Возможно ли такое?
Прибежав домой, я с сильно бьющимся сердцем рассказала Эрику о полученном предложении.
— Нет, нет и нет, — оборвал он. — Какой театр? Ты ведь шутишь, правда? Это легкомысленно! Мы же в ссылке. Я прошу тебя. Я тебя очень прошу: выкинь это из головы.
Эрик очень просил. Доводы были разумные, здравые. И в самом деле, это ведь — ссылка. Действительно! Как удачей надо было дорожить работой, которую я имела. Надо быть серьезной.
А что-то собственное, мое-мое — это не главное в жизни. Почему? Я не знала: почему?!
— Нет, — понуро ответила я главному режиссеру на следующий день.
Свободное копирование
