Началась всесоюзная травля Дудинцева. Травили на самом высоком уровне. В Саратове сам первый секретарь обкома, когда ему писали речь, позвонил в местное отделение СП и попросил «пример местного Дудинцева». Долго не раздумывая, братья писатели дали мое имя и название одного из напечатанных моих рассказов «Коммунист Нестеров».
Москвичи постарше помнят, какая дикая это была травля.
В провинции не отставали. Всюду висели плакаты, не жалели по пять-десять метров полотнищ. «Дудинцев и Мухина-Петринская». Однажды я покупала в киоске «Комсомольскую правду», когда подошел какой-то молодой человек и опросил: нет ли сочинений Мухиной-Петринской?
— Нет.
— Эх, жаль, что нет.
— Так писателя такого даже нет, — возмутилась киоскерша. — Спрашивала и на складе, и в книготорге, нет, говорят, такого писателя на свете.
— Да как же нет, — возмутился парень, — когда я сам слышал, как ее ругал первый секретарь обкома. Приезжал к нам на завод специально ругать Дудинцева и Мухину-Петринскую. А Дудинцев же очень хороший писатель. Я до утра читал его «Не хлебом единым» — потрясающая книга.
— Значит, хорошая писательница? — переспросила я его, усмехаясь.
— Конечно! Ее же ругают по заводам, и по учреждениям, и в университет приезжал секретарь обкома. Вот как заело. Эх, где бы найти ее книги.
А книг не было. Ни одной. А годы шли. В 1957 году, — кажется, это было в апреле — в Саратове состоялось совещание писателей Поволжья. Съехалось гостей со всех городов Волги. А из Москвы прибыло пять крупнейших критиков — не помню ни одной фамилии, но помню, что четверо мужчин и одна женщина. Вот к женщине я и подошла, отозвала ее в сторонку и рассказала вкратце отношение ко мне в Саратове и попросила ее прочесть несколько моих рассказов.
— Вы понимаете, впервые в жизни я усомнилась в себе. Может, и вправду талант, пока я ходила по лагерям, угас? Но им я не верю, ни единому их слову. Вам поверю. Особенно если вы дадите прочесть еще кому-нибудь из ваших товарищей-критиков.
— Я вас поняла, прочтем все. Приходите…
Она сказала, когда приходить на совещание. Но здесь мужество изменило мне… А вдруг и они скажут то же самое.
Часов в пять я вышла из дома и медленно пошла по проспекту Кирова. По дороге к союзу писателей. Совещание как раз кончилось, и многие шли домой по этой улице.
Завидя меня, почти каждый подходил и говорил буквально одно и то же:
— Эх, что же вы не пришли! Получили бы огромное удовольствие, московские критики единогласно заявили, что ваши рассказы — лучшее, что они прочли у писателей Волги. Эффект был потрясающий.
Критики удивлялись, почему ни один из рассказов Мухиной-Петринской не напечатан.
Действительно, почему?
Из писателей открыто радовались Болдырев и Розанов, а исподтишка, но от всей души, директор издательства Борис Николаевич Быстров.
Он, пока не уехали московские критики, заключил со мной договор на книгу рассказов в двенадцать печатных листов.
Надо отдать справедливость редакторам, а затем типографии — книгу печатали скоростным методом.
Свободное копирование
