В Долинке была очень хорошая библиотека, кино — три-четыре фильма в неделю, а то и пять.
Потекли, помчались уплотненные до краев дни. Через два месяца у меня во всех трех классах была сплошная успеваемость, а еще через пару месяцев исчезли и тройки. Только четверки и пятерки. В облоно всполошились: конечно, завышает отметки. В нашу школу зачастили инспекторы-математики.
Я медленно вела инспектора в седьмой класс, но все же не успела: они как раз пересаживались, командовал бывший хулиган Петька Быков, мой любимый ученик. Он орал способным математикам Феликсу Думлеру и Ване Иванову:
— Садитесь на первую парту, будете подсказывать Валентине Михайловне в случае чего…
— Гм! — промычал Шерлок Холмс, как я за глаза звала этого инспектора облоно.
Он дал мне объяснить новый материал. По счастью, подсказывать не пришлось. Я предложила желающим повторять новую теорему, которую я им только что объяснила. Все до одного подняли руки. Вышедшие к доске ребята ориентировались в новом материале ничуть не хуже меня. Инспектор не выдержал — предложил мне отдохнуть на последней парте и сам стал вызывать ребят. Буквально все доказали теорему на пять.
Следующий урок был тоже мой, и инспектор стал решать с ребятами задачи… Хорошо, что не со мной, я бы ни одной не решила. Но ребята быстренько справились со всеми.
В перемену в учительской инспектор спросил, какими методами я этого достигла.
Я объяснила, что просто мне попались гениальные ребята.
Узнав, что у меня нет никакого математического образования, он стал убеждать меня учиться заочно в педагогическом на математическом факультете.
— Какой из меня педагог? — буркнула я.
И тогда он возопил:
— Вы педагог божьей милостью!
— Она в интернат каждый вечер бегает заниматься с ребятами математикой, — сказала учительница второго класса Макарова.
— Какой там математикой! — не выдержал Жангасим Баянович. — Она же им рассказывает байки… — (Ох, опять это слово «байки» — как Решетняк в лагере.)
Но в этом и была причина сплошной успеваемости. К ребятам я ходила по вечерам в интернат и рассказывала им Диккенса, Жюля Верна, Стивенсона, Коллинза, Дюма и т. п. Если в этот день была хоть одна двойка, я не приходила, как ни просили. Потом двойку заменили на тройку. Они были согласны.
Но я им честно рассказала, что я писатель, а не учитель математики, что мне надо перед сном самой выучить материал, нарешать задач, что мне дается с превеликим трудом. А я прихожу домой такая усталая, что ничего не соображаю.
Дети, жившие дома, тоже стали приходить в интернат слушать, и Петя Быков внес предложение: помогать мне учить уроки на завтра, а заодно согласились их учить — чего терять время — и нарешать мне задач и объяснить их мне.
В общем, они взяли надо мной шефство.
Результат — сплошные пятерки. Экзамены весной по математике все сдали блестяще (я из экзаменационных задач не решила ни одной).
Дети очень любили меня, а я так же сердечно и глубоко любила своих учеников. Родители тоже все были нами довольны — и мужем и мной.
А потом произошел следующий случай.
Надо сказать, что у нас был очень дружный коллектив, за исключением одного человека — Макаровой.
Это была еще молодая женщина лет тридцати, крайне грубая, сварливая, неразвитая, тупая, но полная самомнения. Будучи учительницей второго класса, она вела себя как завуч — даже более того, командовала и директором.
Приходила на уроки других учителей, топоча сапогами, проходила через весь класс и при учениках во время уроков делала глупейшие замечания учителю. И все терпели, даже директор. Все явно ее боялись.
Конечно, не с моим характером было это стерпеть, и я принялась ее одергивать, к великому удовольствию учителей и ужасу директора Койшибаева.
Когда она пожаловала на уроки ко мне, я ее просто выставила вон.