Внизу на берегу реки Воркуты стоял шлакоблочный корпус, и меня положили туда. Врач Фаина Филипповна действительно отнеслась ко мне как мать родная, спрашивала, что я буду есть, перебирая все кушанья, которыми она могла меня угостить. Но я на все ее вопросы и просьбы, пропитанные любовью, молчал.
— Ну, хорошо, сейчас вам принесут луку фаршированного,— сказала она, распрямляясь. И правда, с кухни скоро принесли две больших головки луку, но я не помню, что я дальше делал, ел ли, и вообще ничего не помню.
Я вообще не помню, сколько я дней пробыл в таком состоянии. Когда я очнулся, надо мною стояли врачи, но только не в белых халатах, а в синих. Фаина Филипповна наклонилась надо мной и стала уговаривать поесть манной каши. Первыми словами, с которыми я обратился к своему врачу, были:
— Почему вы сегодня надели синие халаты?
— Это мы сегодня вошли в прачечную, и нас всех там пересинили.
— И лица у вас тоже синие,— сказал я.
— Синька нам и на лица попала,— ответила она и опять предложила есть манную кашу.
— Нет, не буду я есть манной каши, она вся с ядом, с отравой.— Фаина Филипповна взяла мою ложечку и стала есть манку: — Смотри, отравы нет никакой.— А я пальцем показывал ей еще и еще: вот тут, вот тут...— Да я всю кашу съем, и вам не останется. Ешьте теперь вы,— сказала она. Но больше я ничего не помню. В таком тяжелом положении я пробыл три года.
Свободное копирование
