5-2. На переломном вираже

Обдумав все, я принял твёрдое решение вступить в Коммунистическую Партию, написав заявление в первичную партийную организацию. На партийное собрание шёл с большим волнением, а вдруг откажут! Но все прошло быстро, коммунисты с одобрением отнеслись к моему вопросу, как будто я давно работал в партийной организации, но только не имел партийного билета. Я даже с обидой подумал, почему не спросили у меня знание всех партийных документов, которые наизусть учил долгое время.   Шестого ноября 1971 года, накануне Дня Великой Октябрьской Революции, я получил партийный билет из рук Начальника Политотдела Училища полковника Денисенко, и с удвоенной энергией окунулся в процесс подготовки будущих офицеров, считая это теперь не только служебным, но и партийным долгом. Тогда я ещё не знал, что данное событие коренным образом повлияет на мою дальнейшую службу, но об этом позднее.   В середине декабря пришла печальная весть из Шемонаихи, умер мой тесть Павел Павлович Кубышкин - сердце фронтовика не выдержало! Валя с дочкой уехали на похороны, а меня не отпустили под предлогом служебной занятости и тем, что это не близкий мне родственник. В те дни я не находил себе места, заболев ещё и ангиной. Соседи отпаивали меня горячим молоком, сбивая высокую температуру. Все обошлось благополучно, но запомнилось навсегда.   Новый 1972 год встречали всей семьёй. Зима была снежной. Занятия с курсантами больше стали проводиться в поле, на стрельбище или в парке боевых машин. Больше занятий проводилось в парке, где вершил дела главный технический "шеф" - полковник Аранович, со знаменитой бутылкой молока в кармане, из которой периодически отпивал маленький глоточек. Мы слышали, что у него язва желудка и не обращали на это внимания, зная, как хорошо он обучает курсантов этой основной их обязанности: содержать, обслуживать и ремонтировать боевую технику. А хронический гастрит и сопутствующая ему язва были обычными болезнями в офицерской среде, не отвертелся и я, получив ещё в холостяцкие дни хронический гастрит, с которым неразлучно прошёл все годы моей службы.   А после занятий все также бегали на лыжах. Лыжные кроссы уже не доставали, так как втянулся в этот круговорот, а может и окреп не только телом, но и духом.   Посмотреть, как мы живём приезжала и моя тёща Ефросинья Афанасьевна, прожив у нас больше недели, помогая Вале по хозяйству. Особенно много возилась с подрастающей внучкой.   А жили мы тогда счастливо, зная, что все трудности в жизни - временные! Как любила говорить моя мама: "Бог увидит - лучше даст". Но дала, все-таки, моя мама, продав на Кавказе дом. Она решила переехать поближе к сыновьям Михаилу, Юрию и дочери Людмиле, живших в городе шахтёров - Экибастузе. Мама решила своё наследство, переведённое в деньги, разделить на всех детей, вернув и долг, когда-то взятый, при покупке дома, у старших сыновей. А сама, как многодетная мать и ветеран труда, получила однокомнатную квартиру в центре города. Пришедший неожиданно перевод на пятьсот рублей, помог решить наши проблемы: купили маленький холодильник "Саратов", небольшой телевизор "Рекорд" и ещё транзисторный радиоприёмник "ВЭФ". Вот чего нам тогда недоставало для полного счастья!   В конце января в Училище нагрянула Высокая Комиссия из Москвы. Проверяли дотошно все: и методику проведения занятий, и дисциплину, огневую подготовку офицеров и курсантов, состояние учебной техники и всей материальной базы. В общем, комплексная проверка всего и всех. На всех проверяемых у меня занятиях были поставлены положительные оценки. Личная стрельба и вождение танков тоже были оценены высоко.   Я спокойно ждал подведения итогов проверки. На подведении итогов, неожиданно для меня, мои взвода были отмечены в худшую сторону по состоянию воинской дисциплины. Вот где проявилась во всей своей красе "палочная дисциплина", ведь я добросовестно вёл дисциплинарную практику, записывая в служебную карточку все взыскания. Я хорошо знал положение дел в других взводах, где значительно больше было грубых нарушений, но там велась двойная "бухгалтерия" в учёте взысканий. А если проще сказать, то на проверку были представлены служебные карточки без взысканий, а только с поощрениями.   В один миг мои лучшие взводы превратились в худшие. Я не верил своим ушам, но когда на другой день для срочного принятия мер партийного воздействия, видимо по указанию сверху, был поставлен лицом перед коммунистами батальона для отчёта о плохой работе по укреплению воинской дисциплины среди подчинённых, я понял, что все - серьёзно. Я стоял и смотрел в глаза каждому, надеясь на поддержку, ведь все знали истинное положение дел, но все сидели, опустив глаза.   И я молчал, не зная, что говорить в таких случаях, а оправдываться и в мыслях не было, ведь я все делал правильно, как требует Дисциплинарный Устав. Не помню, какие и кто задавал мне вопросы, и что я отвечал, но твёрдо решил, что в этом вопросе не отступлю и приукрашивать ничего не буду, пусть даже всегда буду числиться отстающими. Недаром в народе бытует пословица: "Цыплят по осени считают!" Коммунисты ограничились заслушиванием, отказав предложению привлечь меня к партийной ответственности.   После того собрания я много думал и понял, что в училище учат одному, а в жизни все строится на том, кто ловчее выкрутится, тот и "пан". Я тогда впервые разочаровался в службе, представив, что всю дальнейшую службу надо подстраиваться под кого-то, всячески укрывать любое нарушение, вести кучу ненужных бумаг, планов, докладов, записей о якобы проведённых беседах и т.д., лишь бы угодить одному проверяющему, который может никогда сам не занимался этими вопросами. Но главное было в другом, я не мог даже представить, что обо мне подумают мои подчинённые, если я откажусь от своих требований, которые поставил перед ними в начале своей службы, отказавшись от "двойной бухгалтерии" в учёте дисциплины.   Выход из этой ситуации увидел в другом. Мой друг Илья Гулько готовил документы для поступления в Военную Академию Бронетанковых Войск, узнав об этом, и я написал рапорт. Вместе с ним поехали в городской Госпиталь проходить Военно-Врачебную Комиссию. Прошёл тогда почти всех врачей, но у невропатолога - осёкся. Один неожиданный удар молоточком, чуть ниже коленной чашечки, от которого резко дёрнулась нога - решил мою дальнейшую судьбу. По состоянию нервной системы, а значит и здоровья, я был признан негодным для поступления в Военную Академию. Илья же успешно прошёл комиссию и в дальнейшем поступил и окончил Академию.   Сразу рушились все планы моей дальнейшей службы. Я понимал, что без высшего образования нельзя было строить и планы служебного роста. Вот когда я впервые пожалел, что не выбрал на заседании мандатной комиссии четырёх годичный курс обучения, не получив высшего образования. А тут ещё Секретарь Комитета ВЛКСМ, ловкий и деловой лейтенант Юра Малкин, неожиданно для всех, был назначен "Порученцем" Члена Военного Совета, Начальника Политуправления СИБВО генерал- лейтенанта И. Лыкова, возложив свои обязанности на заместителя, то есть на меня.   Зачастил ко мне в те дни Помощник Начальника Политотдела по комсомольской работе старший лейтенант Геннадий Кириллов. Он несколько раз, умело переводил разговор на то, чтобы я согласился перейти на освободившуюся должность секретаря Комитета ВЛКСМ, хотя бы временно, что, мол, я ничего не потеряю, должность там тоже капитанская. Особо намекал на то, что на этой должности можно учиться заочно в Педагогическом Институте, видимо уже знал, что я не годен в Академию. Сам он уже оканчивал первый курс Омского педагогического института.   Брошенные им семена, попали на благоприятную почву в моей голове и начали давать всходы. Я ночами крутился, как в горячке, не давая спать и жене, думая, думая и опять возвращаясь к этому сложному вопросу. На протяжении нескольких лет в моем сознании формировался образ командира, а на все остальные военные профессии командиры смотрели снисходительно, как на второсортные. И вот надо менять не только своё мировоззрение, но и весь свой офицерский образ жизни и службы, стиль и методы работы, о которых знал только из книг и кинофильмов, где комиссары и политработники, типа знаменитого политрука Клочкова, поднимаясь первыми, вели в бой за собой других.   Да и смогу ли я быть примером для всех, ведь единственной привилегией политработника было только право быть всегда и во всем впереди. И когда меня вызвал на беседу Начальник Политотдела полковник Денисенко, я знал, что он мне предложит, решив твёрдо отказаться. Но он начал с другого, стал интересоваться, как у меня идёт кандидатский стаж, как дела дома, почему я не годен в Академию, и что я думаю делать дальше в вопросе повышения самообразования. А потом, как бы удовлетворившись моими ответами, непререкаемым тоном сообщил, что Политотдел даёт мне первое партийное поручение, работать по воспитанию комсомольцев, будущих офицеров на достойной должности в батальоне - Секретарём Комитета ВЛКСМ.   Отступать было некуда! И я дал своё согласие, ещё надеясь на временность нахождения на этой должности. Тогда ещё не знал, что, попав в число политработников, где были свои кадровые органы, обратной дороги оттуда не было, только уйти можно было, дискредитировав этого звание.   Первые дни в должности я не находил себе места. Не привыкший сидеть в кабинете, а мой рабочий стол стоял между двух начальников: командира батальона и его заместителя по политчасти, я попал в "золотую клетку". И не уйдёшь никуда! Все курсанты до обеда на занятиях, и нельзя было найти предлог, чтобы покинуть кабинет.   А начальство никуда не спешило, видимо привыкнув уже к такому образу службы, только молча скрипели золотыми перьями своих дорогих чернильных ручек. Составив планы работы и все необходимые списки комсомольского актива, я придумывал какую-нибудь новую бумагу и тоже скрипел своей ручкой, которая не хотела писать, царапала бумагу, а иногда оставляла большие кляксы.   Тогда начал, чтобы создать вид делового человека, писать статьи в газету Сибирского Округа, с короткими вестями из Училища, описывая события из жизни курсантов, рассказывая о передовиках, популяризируя их опыт работы. Так, стал внештатным корреспондентом газеты и мне уже присылали из редакции конкретные задания о том, что необходимо отразить в жизни курсантов, не забывая и о гонорарах, которые были небольшие, но стимулировали хорошо.   Успокаивало тогда только то, что мои воспитанники жили здесь же, где находился штаб батальона, и я, как бы и не уходил от них, встречаясь каждый день. Меня интересовало все в их учёбе и службе, ведь почти из пятисот курсантов батальона, это были самые близкие и знакомые люди. На моё место прибыл молодой и толковый офицер - лейтенант Виктор Червяков, тоже выпускник Благовещенского училища, который завершал мной начатое дело.   Однажды в Омск приехал мой брат Владимир, чтобы на фабрике, где шили военные фуражки, пошить персональную фуражку с увеличенной тульёй, входившей только в моду, для своего шефа - Начальника Тыла Округа. Брат тогда занимал должность Начальника Окружного склада. Я поехал с ним, посмотреть процесс пошива. Работали на конвейере, в основном, молодые девушки и я, не только сшил себе новенькую модную фуражку, но и пригласил их установить с нами шефские связи. Так появилась отдушина в работе, я чаще стал выезжать в город не только договариваться об очередном вечере отдыха в училище, но и, одновременно, пошить новую фуражку для очередного начальника, персонально просившего меня об этом.   Узнав о моем брате, Начальник Политотдела тоже вызвал к себе, дав мне персональное задание, поехать в Новосибирск и "пробить" для Училища культпросвет имущество. Я с радостью поехал в командировку, где ждала встреча с братом. Обратно ехал в поезде, забив весь тамбур вагона коробками с телевизорами, магнитофонами, радиоприёмниками, радиоузлом и т. д. Брат и его подчинённые загрузили все в вагон, уговорив строптивую проводницу. Всю ночь я не спал, караулив эти ценности.   Главным богатством из всего, что я вёз, были коробки со знаками солдатской доблести, бывшими большой редкостью в училище. Брат выписал их по моей просьбе, вне заявки из своих резервов. К ним же прилагались бланки удостоверений. На всех комсомольских собраниях из года в год одним из критических замечаний был вопрос об отсутствии значков. Курсанты в большинстве выполняли нормативы Военно-Спортивного Комплекса (ВСК), а значков не получали. Так же не имели знаков отличники и классные специалисты.   И вот в каждой роте появились новенькие телевизоры, которым курсанты были рады. А я же каждый день старательно заполнял бланки к значкам всех степеней и вручал их командирам рот, представившим списки к награждению, которые потом торжественно вручали эти награды своим подчинённым.   Я тогда почувствовал, что у всех курсантов батальона изменилось отношение ко мне. Да и мне стало интереснее работать, видя радость в глазах людей.   Так я втягивался в мою новую должность, почувствовав интерес к работе по популяризации передового опыта, улучшения досуга и условий жизни курсантов, вспоминая и используя примеры из своей курсантской жизни.   Незаметно наступило лето. В отпуск ехали уже в г. Экибастуз. Насладившись встречей со всеми родственниками, я с братьями отводил душу на рыбалке. Дачи у Михаила и Юрия находились рядом с большим водохранилищем, созданном при строительстве канала Иртыш-Караганда. Рыбы развелось много, особенно щуки. Мы её ловили на спиннинги не только с берега, но и с резиновых лодок. С лодки ловить было лучше. Не успевала блесна, упав в воду у кромки водорослей, достичь дна, как её жадно хватала щука. В тот день много щук сорвалось, просто не взял сачёк, а рыба резко уходила под лодку и, получив слабину, сходила с крючка.   Особенно запомнился мне один эпизод. Решил сменить место и, проплывая мимо островка из травы, бросил блесну, просто для проверки, но сразу же почувствовал резкую поклёвку, начав быстро крутить катушку. Впечатление такое, как будто тяну большую корягу, но когда у лодки всплыла голова щуки, как у крокодила, я растерялся и замер, крепко держа в руках спиннинг, щука же, плавно развернувшись, потянула меня вместе с лодкой на глазах удивлённого брата Юрия в траву. Как только лодка начала тормозиться водорослями, леска, щёлкнув, легко порвалась. А я ещё долго сидел и смотрел в воду, не мог успокоить трясущиеся от волнения руки. Такой большой щуки я ещё не видел, да и в последующей жизни попадались крупные экземпляры, но менее семи килограмм. Там же была щука около десяти килограмм.   В те незабываемые дни я хорошо отдохнул и на службу вышел с удвоенной энергией. Неожиданно в гости приехали из Шемонаихи Галя и Таня, младшие сестры Вали. На мою шутку, что найду им здесь хороших женихов, они только смеялись, видимо таковые уже у них имелись. Сибирская природа сёстрам понравилась. Они впервые и с большим удовольствием собирали многочисленные грибы по опушкам берёзовых колок, а также ходили с нами купаться на Иртыш. Вечерами играли в карты, вспоминая дни, когда-то проведённые вместе в далёком детстве.