Ох, уж этот "Ундервуд

Было это в июле 1946года. Я тогда работала в Райзо (районный земельный отдел при исполкоме Истринского райсовета). Находился он в то время в одноэтажном деревянном домике сзади больничных корпусов, за теперешней поликлиникой  на горке. Не знаю, чей этот домик до войны был, но его немцы не сожгли. 
Должность у меня была секретарь-машинистка.
И вот моя пишущая машинка «Ундервуд» поломалась. Мне выделили легковую машину первого секретаря горкома партии - в то время эта была роскошь - и я отвезла свою «Ундервуд» в Москву в мастерскую. Сказали, через недельку позвонить.
Через 10 дней машинка была отремонтирована, и надо было ее забрать. Начальник Райзо опять к секретарю горкома, к председателю исполкома с просьбой о машине. Но машины все в разъездах, заняты. Да и машины тогда были в большом дефиците. Что делать?
Думали, гадали, и я предложила мне самой поехать в мастерскую без машины. И самой привезти её сюда. Материалов для отпечатки скопилось много.
Начальник сказал:
- Голубушка, а как же ты её донесешь?
Я ответила: 
- Как-нибудь.
И на следующий день с утра направилась на станцию. Погода стояла солнечная, очень теплая. Я в своем ситцевом платьице, в туфельках на среднем каблучке, с сумочкой в руках, потопала из дома на станцию. Села в поезд (тогда электричек не было) и поехала.
Сошла на Рижском вокзале, села в трамвай,  в толпе доехала до мастерской. Я абсолютно не думала в эти минуты о том, как я доставлю тяжелую, наверное, около 10 кг железную машинку до места своей работы.
В мастерской отдала квитанцию. Мне мастер вынес машинку и поставил на столик.
-А на чем Вы повезете машинку? - спросил мастер, - я в окно не вижу транспорта. 
Я ответила:
- Понесу на руках.
Мастер посмотрел на меня огромными глазами.
- Девушка, она ведь тяжелая, а вы такая хрупкая. 
Я, не ответив ему, подсунула обе руки под длинную каретку, улыбнулась мастеру и пошла. На улице стало тяжелее. Донесла до трамвайной остановки и стала ждать своего трамвая. Стою и чувствую, какая тяжесть, как же я её донесу. 
Подошел трамвай, как тогда было, с множеством людей. Стоявший рядом со мной мужчина взял машинку и помог втащить в вагон. Тут же кто-то встал с заднего сидения, я села. Мужчина аккуратно поставил на мои колени машинку. Я кое-как открыла сумочку, чтобы достать деньги на билет. Но мужчина сам взял мне билет. Я поблагодарила его. Он сказал:
- Кто же это заставил Вас на себе тащить такую тяжесть?
- Никто, я сама, мне работать надо. 
Он внимательно посмотрел на меня, вздохнул и пошел ближе к выходу. 
На Рижском вокзале вошла в зал ожидания, поставила на скамейку свою машинку. Пришлось поезда ждать часа два, зато я немного отдохнула.
В вагон поезда занести машинку мне помог какой-то молодой человек. В Истре была часа в четыре. Кто-то опять помог вынести мою тяжесть из вагона. Опять, подцепив двумя руками, свою драгоценность, потопала по улице Ленина. Автобусы в то время не ходили, автомобили - очень и очень редко. Иду, и с каждым шагом моя ноша становится все тяжелее. Постепенно заболевают руки, ведь на них лежит моя «Ундервунд». Начинаю уставать и идти все медленнее. У домов есть скамеечки, но я боюсь и сесть, думаю, если сяду, мне не встать. До центра дошла. Идти еще больше того. С мучительной тряской внутри, с шумом в голове, с тяжеленной машинкой на вытянутых, трясущихся руках, наконец, дошла до больницы. Но надо идти за нее, а там гора. Еле поднялась в гору, кое- как доплелась до домика, вошла в свою контору. 
Бухгалтер-кассир Нина и экономист Оля увидели меня, подхватили мою ношу и поставили на стол. А я зашаталась и упала. 
Очнулась, лежа на 2-х стульях в своем рабочем кабинете. Передо мной, склонившись, стоят Нина, Оля и мой начальник Александр Иванович. 
Отлежалась, отсиделась, встала.
Александр Иванович сказал:
- Иди домой, завтра отдохни дома. 
Потом вручил мне талоны и сказал:
- Это тебе талоны на обед в ИТР-овскую столовую. И на печенье.
Я его поблагодарила, взяла талоны, пообедала в хорошей столовой. Дома сразу легла. В первый раз заболела спина. 
На утро поехала в Павловскую слободу за печеньем. Там специалистам сельского хозяйства по талонам отпускали дополнительную еду. Мне талон дали на печенье. 
А до Павловской слободы надо было ехать сначала на поезде до Нахабино, а там пересадка на, так называемую, « кукушку». Это вагон с паровозиком. Ходил по рельсам. Добралась до магазина, получила килограмм печенья под названием «Привет» и, радостная, села опять на «кукушку» и поехала. Но не домой, а  села в поезд и отправилась в Павшино.  Там лежала в больнице моя младшая сестра с воспалением легких. Она окончила  в Павшино ремесленное училище, и уже работала на заводе по специальности оптик. На станке оттачивала стеклянные круглые детали. 
В больнице меня пропустили к сестре, но  предупредили, чтоб долго у постели больной не задерживалась, она еще в тяжелом состоянии. 
Увидела сестру лежащую на кровати бледную, худенькую, тяжело дышавшую. Она даже  не могла ко мне повернуться. Грудь у нее ходила ходуном. Я испугалась. Сказала, что печенье ей привезла, куда положить? Она еле слышно ответила:
- В тумбочку. 
Она даже разговаривать не могла, так тяжело было ей. Я отсыпала ей печенье - большую часть – посидела, поплакала и уехала домой. 
Вечером, как всегда, собрались мои подружки, я их угостила печеньем. И все мы были очень рады, что чай пили с дешевым печеньем. 
На утро я опять ушла на работу. Машинка была исправна. Я печатала, а сама с ненавистью смотрела на свою «Ундервунд». Дочего же я ее долго ненавидела.