15 мая
Воскресенье. Сегодня наш суровый подпрапорщик разрешил нам, «образованным», пойти в город Новый Двор в сопровождении старшего из старых солдат.
Через Вислу мы переходили по деревянному мосту недалеко от впадения в нее Буга-Нарева. Висла - могучая, широкая река с быстрым течением и желтоватой водой. Вода в Буге-Нареве чистая. Там, где он впадает в Вислу, вода кажется черной и потом долго, насколько хватает глаз, идет у правого берега Вислы, не сливаясь с ее водой. Мы не могли отказаться от удовольствия выкупаться. Забрались на какие-то неохраняемые барки, стоявшие у берега, и нырнули. Вода оказалась страшно холодной, а течение настолько быстрым, что нельзя было плыть не только против него, но и наперерез. Выкупавшись, оделись и пошли дальше.
Новый Двор, или Новы Двур, как произносят здешние поляки, - маленький городок, населенный в большинстве евреями. Наш сопровождающий имел задание закупить несколько пар подметок. Мы решили сделать то же самое и зашли в кожевенную лавку, всю пропитанную запахом кож, в огромном количестве заполнявших все пространство обширной лавки и коридор, ведущий в квартиру хозяина. Покупки сделали быстро и собирались идти дальше, но в это время вошла дочь хозяина, и мы, как пригвожденные, остались на месте. Такой красавицы я не видел и не думал, что могут такие быть! Мы забыли все на свете и пялились на это чудо кожевенной лавки. А она мелодично что-то спросила по-еврейски у отца, человека самой заурядной внешности, окинула нас быстрым взглядом и ушла. Мы постепенно пришли в себя. Наш старший, оставшийся равнодушным, довел до нашего сведения, что намерен посетить свою землячку, и спросил, где мы будем коротать время. Я сказал, что хорошо бы попить чаю или кофе по-варшавски, спросил, есть ли здесь кафе или что-нибудь подобное.
- Это можно, - ответствовал старший, - ходить никуда не нужно, можно здесь.
- Как, здесь? - с радостным изумлением воскликнул кто-то из нас.
- А так! Пан, - обратился старший к хозяину лавки, - нужно чаю, гарбаты али кофе, кавы, - тут же переводил он с русского на польский, - вот этим господам.
- Берта! Берта! - крикнул хозяин куда-то в пространство. Мы с надеждой устремили глаза на дверь из коридора и были вознаграждены: вошла она.
- Берта, - обратился к ней хозяин на чистейшем русском языке, - эти господа военные хотят пить чай или кофе. Сделай им и то и другое.
- Хорошо, - отвечала божественная Берта, - идите, господа, за мной.
Мы сказали старшему, чтобы он не торопился, мы будем ждать его здесь.
Понимающе кивнув головой, он исчез.
Берта ввела нас в большую комнату, по всем признакам столовую, но с мягкой мебелью и с пианино у окна.
- Садитесь, пожалуйста, - равнодушно проговорила она, - я вас долго не задержу.
Рассевшись кто где, мы заговорщически переглянулись, как только Берта вышла из комнаты.
- Ну как? А? - разом воскликнули мы.
- Я готов здесь не только пить чай и кофе, но и обедать и даже ужинать, - сказал Геннадий. - Как вы?
- У меня только шесть рублей, - охладил наш восторг меланхоличный голос Вани.
Мы подсчитали наскоро свои капиталы и решили, что на сегодня ограничимся чаем с кофе и какими-нибудь пирожками.
- Здравствуйте, господа молодые люди, - внезапно раздался голос с порога.
Мы оглянулись. Там стояла копия Берты, но только не восемнадцати, а сорока - сорока трех лет. Мы вскочили. Женщине понравилась наша вежливость, и она притворно-смущенным голосом произнесла:
- Что вы! Не беспокойтесь, пожалуйста. Я мать Берточки. Она сейчас приготовит чай и кофе. Я хотела только спросить, достаточно ли будет подать булочки и маковые подковки? Может быть, сделать яичницу?
Мы дружно запротестовали.
- Помилуйте! Мы и так очень обязаны, а есть совсем не хотим, - наперебой говорили мы, опасаясь за свои тощие кошельки.
Мило улыбаясь, мамаша Берты исчезла. Мы облегченно вздохнули, а Ваня щелкнул языком:
- Вот это женщина.
- Стыдись, она тебе в матери годится, - попробовал его образумить Малышев.
В это время вошла женщина, тоже красивая, лет тридцати, видимо работница. Кивнув в нашу сторону головой: «Здоровы булы, панове!», она стала ловко накрывать на стол, а затем притащила блестящий никелированный самовар, пыхтящий как паровоз, а затем большой медный кофейник с подставкой, в которой горела спиртовка. Комнату наполнил аромат хорошего мокко. Наконец появилась и Берта в том же скромном синем шерстяном платье, с короткими рукавами, придающими характер милой невинности, и закрытым воротником. Она сделала приглашающий жест:
- Прошу к столу.
Мы пили ароматный, горячий кофе и превосходный чай, ели румяные булочки с маслом и маковые подковки, но разговор с красавицей хозяйкой никак не налаживался. На наши вопросы следовало односложное «нет», «да» или «не знаю», «может быть». Наш присяжный оратор Геннадий исчерпал весь запас своих острот - и без всякого результата. Беломраморное чело, греческий нос нашей хозяйки, белые, как алебастр, с розовым внутренним светом щеки и полные пунцовые губы ни разу не изменили своего бесстрастного выражения. Мы почувствовали себя неловко. Я подумал, что отлично говорящие по-русски отец, мать и дочь должны были жить в русском городе, а может быть, бывали за границей. Где? В Германии - об этом говорит имя Берта.
- А знаете, Берта, все-таки напрасно вам дали немецкое имя, - решился заговорить я. - Ведь много есть прекрасных женских еврейских имен.
- Например? - спросила, не поднимая на меня глаз, красавица.
- Хотя бы Рахиль.
- Нет, она, по Библии, много страдала.
- Лия!
- Тоже.
- А Суламифь?
Верхние веки Берты дрогнули, всколыхнулись и открыли огромные, синие-синие, глубокие озера. Мне показалось, что на дне что-то блеснуло.
- Суламифь? - медленно и сурово переспросила Берта. - Суламифь? - еще раз проговорила задумчиво она. Синие озера потемнели. - Это хорошо - Суламифь, - она вздохнула, веки опустились, черные ресницы и темно-коричневые брови встали над озерами, как лес, и скрыли их. - Но в наше время не может быть Соломона.
«Ага, - отметил я, - ты, душенька, может быть, и не читала Библию, но Куприна ты читала наверное».
После этого лед сломался. Берта стала отвечать более охотно. Разговорился даже Гриша Малышев, самый красивый из нас и самый молчаливый. Скоро мы узнали, что мать Берты - дочь московского купца первой гильдии. Отец Берты долго работал у него. Затем они переселились в Новый Двор. Берта училась в гимназии и в музыкальном училище в Варшаве. Два раза была с матерью у родственников в Германии, во Франкфурте-на-Майне. Там живут ее бездетные дядя и тетя. Она их наследница, имя ее в честь тети.
Берта неплохо сыграла нам «Песни без слов» Мендельсона, какую-то трудную, скучную фугу Баха, потом мы пели хором русские песни. Просили Геннадия спеть соло. Но он что-то заупрямился и не показал свой красивый баритон. Тогда Ваня затянул
«Дубинушку», а мы изображали хор. Потом Ваня под общее одобрение неплохо исполнил
«Уймитесь, волнения страсти». Он разбередил меня. Берта открыла мне свои озера, и я тоже решил спеть. Но что? Взял для начала «Ах, я влюблен в одни глаза», потом
«Узника», «На старом кургане» и вошел в азарт. Спел «Хризантемы», да так, что самому понравилось, и, наконец, куплеты Тореадора. Я стоял около Берты, смотрел на милые завитки волос на ее белой шее, мне было хорошо, и пел я с чувством, как никогда. Берта многих вещей не знала, но быстро подбирала по напеву и без устали аккомпанировала, время от времени погружая меня в свои синие, загадочные озера: Соломон не выходил у меня из головы.
Когда старший зашел за нами, нам еще не хотелось возвращаться в свою халупу. Но день клонился к вечеру. Мы предложили матери Берты плату за чай, кофе и прочее - она даже обиделась.
- Что вы, молодые люди!.. Какая плата? Вы наши гости! Берточка целый год не имела такого приятного знакомства и скучала страшно. Прошу вас обязательно заходить к нам, когда будете в городе.
Переходя мост через Вислу, мы, все еще находясь под впечатлением отлично проведенного дня, прервали естественное в данном случае молчание.
- Девушка редкая. Таких, пожалуй, я еще и не встречал, - проговорил, видимо отвечая на свои мысли, Геннадий.
- Как хотите, ребята, а нам нужно еще побывать в этой лавочке, - сказал Гриша, - нужно запастись подметками, да я думаю перетянуть свои сапоги.
Свободное копирование
