Один из способов увеличить количество рабочих рук состоит в том, чтобы иметь как можно больше женщин и детей, поэтому в Африке распространено многоженство. В этом отношении мои родители отличались от других и много лет жили только вдвоем. Но однажды, родив уже двенадцать детей, мама сказала:
— Я состарилась. Взял бы ты себе другую жену, а мне дал передышку. Оставь меня в покое.
Не знаю, всерьез она это говорила или нет. Мне кажется, она никак не ожидала, что отец поймает ее на слове.
В один прекрасный день мама осталась на хозяйстве одна. Мы поначалу думали, что папа отправился искать воду или продукты. Прошло два месяца, и мы решили, что он погиб. Но однажды вечером отец вернулся — так же внезапно, как и исчез. Все дети сидели кружком у входа в хижину.
— Где ваша мама? — спросил он, подойдя к нам.
Мы ответили, что она ушла со стадом и еще не вернулась.
— А ну-ка… — сказал он, усмехаясь. — Я хочу познакомить вас с моей женой.
И он подтолкнул вперед совсем юную девушку, немного старше меня, лет семнадцати. Мы молча разглядывали ее: во-первых, нам не полагалось ничего говорить, а во-вторых, мы не знали, что именно тут сказать.
Самое страшное было, когда вернулась мама. Мы с замиранием сердца ожидали, что же произойдет. Мама сверкнула глазами на отца, не разглядев в темноте другую женщину.
— Ага, явился наконец!
Отец переступил с ноги на ногу и отвел взгляд.
— Да. Между прочим, познакомься с моей женой.
И он обнял молодую жену.
Никогда не забуду, каким стало лицо мамы, освещенное отблесками костра. Она стояла ни жива ни мертва. Потом до нее дошел смысл сказанного.
— Проклятье, я его потеряла, отдала этой сопливой девчонке!
Мама умирала от ревности, но изо всех сил старалась не показывать этого, такой уж у нее был характер.
Мы понятия не имели, из каких краев новая жена отца, мы вообще ничего о ней не знали. Это, впрочем, не помешало ей тут же начать командовать всеми его детьми. А потом эта семнадцатилетняя девчонка начала помыкать и моей мамой: сделай то, подай мне это, приготовь мне вот что. Тучи в семье уже достаточно сгустились, и однажды она допустила роковую ошибку — ударила по лицу моего брата Старика.
В тот день, когда это случилось, все ребятишки лазали по дереву (где бы мы ни остановились, всегда отыскивали дерево по соседству с хижиной, и оно служило нам «детской»). Так вот, мы сидели под этим деревом, и вдруг я услыхала плач Старика. Я поднялась на ноги и заметила идущего ко мне младшего брата.
— Что с тобой? Что случилось? — спросила я и наклонилась вытереть его слезы.
— Она меня ударила… Так сильно ударила!
Я даже не стала спрашивать, кто «она», потому что в нашей семье никто никогда не трогал Старика и пальцем: ни мама, ни старшие братья и сестры, ни даже отец, который всех остальных поколачивал регулярно. Да Старика бить и не нужно было — он был среди нас самым умным и неизменно поступал так, как нужно. И то, что она ударила моего брата, стало последней каплей! Стерпеть такое было нельзя, и я пошла искать эту дуру-девчонку.
— Ты зачем ударила моего брата? — возмущенно спросила я.
— Он выпил мое молоко, — ответила она со своим обычным высокомерием, словно она царица и все молоко наших стад принадлежит ей одной.
— Твое молоко? В хижину это молоко принесла я, и если моему брату оно нужно, если его мучит жажда, он может пить. И уж совсем ни к чему бить его за это!
— Сейчас же замолчи и ступай прочь отсюда! — завопила она и замахала руками, прогоняя меня. Я пристально посмотрела на нее и покачала головой: хотя мне не было еще и тринадцати, я понимала, что она допустила большую ошибку.
Братья и сестры, поджидая меня, сидели под деревом и прислушивались, чтобы понять, о чем я говорю с папиной женой. Я подошла к ним и в ответ на их молчаливый вопрос помахала пальцем: «Завтра!» Они все кивнули.
Свободное копирование
