22. РАССВЕТ
Я поражал как заключенных, так и охранников, я пережил это. Я выходил через двадцать четыре часа. Мне было почти сорок три, когда я сидел в камере.
Я подумал: “Я был в смертельной ловушке. Действительно ли я избежал ее? Расставила ли судьба более мрачные ловушки? Могу ли я научиться гордиться своей черной кожей?" Могу ли я приспособиться к суровой реальности, что у чернокожих людей в моей жизни было мало шансов избежать частокола из колючей проволоки в мире белого человека?”
Только время и непостижимое внутри меня могли бы ответить на вопросы.
У меня не было никого, кроме мамы. Они переодели меня. Моя одежда болталась на моем костлявом теле. Я все еще не рассказал им, как сбежала. Заключенные подбадривали меня, когда я ковылял к свободе. Они знали, как я страдал и каковы были ужасные шансы, что я бы не выжил.
Друг мамы прислал мне плату за проезд. Когда самолет пролетал над морем неона, я смотрел вниз на город, куда приехала много лет назад в поисках пустой, тоскливой мечты.
Я подумала о Генри и звуке той прессовальной машины. О маме, когда она была молодой и хорошенькой. Как чудесно было там, в Рокфорде. Она приходила в мою комнату перед сном, нежный призрак, тепло укрывала меня одеялом и целовала на ночь. Казалось, прошло много времени, прежде чем я наконец добрался до нее.
Когда я вошла в ее комнату, на ее крошечном сером личике была смерть. Ее глаза заблестели и засверкали бессмертной любовью матери. Ее объятия были крепкими и уверенными. Мой приход к ней был подобен чуду. Это была магия, которая придала ей сил.