Пошли дальше в наступление, бои очень сильные, враг сопротивляется. В Восточной Пруссии дома многоэтажные, бойницами на восток. Хочешь пулемет ставь, хочешь – пушку. Вот он как готовился к войне. А наши ушами хлопали. Нас всегда обманывают.
Вырыли мы окопы у лесного клина. Недалеко от меня, человека через четыре, был в окопе белорус. Немец только что отступил. И вот поутру выходят из леса четыре немца, бросили оружие, кричат: "Сдаемся!" Никто из нас навстречу к ним не выходит и взводный боится: может, провокация. И вышел им навстречу белорус, наладил на них автомат и всех перестрелял. Один никак не умрет, дёргается, а он его добивает из автомата и кричит: "Ты хотел русской земли, вот и получай свои два метра!"
Когда белорус пришел, взводный спрашивает: "Почему ты их пострелял, надо было в плен брать, они же сдавались?"
Белорус отвечает:
- Мне их пленными не надо. Они издевались над нашим народом на Волге и у Москвы и Ленинграда, нас в крови топили, уничтожали, а мы пришли к ним – их трогать нельзя, они сдаются. Ты – гуманный, хочешь их кормить блинами? А они у меня в моем дому мать заживо сожгли, и отца, и жену, и дочку. И надо мной в плену издевались полтора года. Если бы ты их взял в плен и погнал в штаб, я бы и тебя застрелил.
Взводный отошел, а солдаты, бывшие пленные, ему говорят:
- Смотри начальству не доложи об этом, а то и тебя, как немцев, убьём, жалельщик!
Через две недели взводный погиб. Убили немцы, а солдаты сказали:
- Вот пожалел немцев и дождался от них смерти.
Взводный мало видел войны, он попал на фронт в 1944 году, потому и жалел немцев.
Гитлер дал приказ: всем гражданским из Восточной Пруссии эвакуироваться, оставаться нельзя – русские всех порежут. Чтобы немцы поверили приказу, Гитлер послал в одно село полицаев-власовцев, одетых в красноармейскую форму. Они всех в селе вырезали и после этого пошла пропаганда: «Вот русские чего делают!» Пустил свою жалобу по всему миру – нам об этом говорили сами немцы, - а сам миллионы людей сжёг. Вот чего фашист делал!
Подошли мы к Кенигсбергу. Бой очень сильный. Не хочет отступать немец, жалко ему терять Восточную Пруссию. Народ гибнет, беженцы. Дошли мы до моря Балтийского, 30 километров осталось до Кенигсберга. Заняли оборону. 136-й полк стали перебрасывать с левого фланга на правый, а тут проходил водоток. Один батальон прошел, второй, а третий остановился напротив нас, на поляне сделал привал: солдаты ружья в козлы и закурили группами. Мы вдвоем пошли за водой к водотоку, нам обоим дали по две баклажки, и идем. А двое молодых солдат чуть в стороне стоят и один очень внимательно на меня смотрит и вдруг окликнул: "Дядя Андрей, вы, что ли? Или я ошибся?" Я ответил, он подбежал ко мне и начал целовать. Пять минут поговорили, но тут команда "подъем!", и он на прощанье сказал: "Если останешься живой, расскажи родным, как мы с тобой увиделись". И я ему то же самое наказал. Он побежал, а сам все оглядывается, руками машет. Это был паренек с Гор (горная часть Малой Сердобы), по-уличному – Задоров (?) Петр. У его отца было прозвище Дедок.
Ему (противнику) отрезал пути к отступлению Рокоссовский, а море занял наш флот. Он был окружён, но Гитлер приказал держаться, надеялся дать помощь. Наши самолеты над немцами разбрасывали листовки, предлагали сдаться. Бесполезно. Тогда наши открыли ураганный огонь со всех сторон и флот открыл артиллерийский огонь. У нас очень много было артиллерии всякого рода. Побили его (противника) очень много. Потом начались уличные бои. Кёнигсберг очень трудно было взять, это город-крепость. Мы заняли одну улицу, а в другую прошли – меня ранило в ухо и голову. Но осколок только кожу срезал, а в голову не прошел. Каска отлетела на метр. Чудеса! Доктора удивлялись: "Какой был удар, а в голову (осколок) не пошел. Ты, Шайкин, счастливый!" Я им отвечаю: "Меня Бог бережет". Они согласились: "Наверное, так оно и есть".
В 48 (8-й?) дивизии нас было трое земляков. С одним я виделся – с Петром, а Журлов Петр Михайлович служил в 135-м полку. Но до Кенигсберга он не дошел – ранило в ногу. После он мне рассказывал, что пролежал в госпитале три недели, а когда пришел в свой полк, товарищи сказали, что немцев прижали к морю, и там они сдались в плен, несколько тысяч.
Свободное копирование
