Исповедь - 21

 Так я решил, что мне надо выступать на поприще во что бы то ни стало; забыть и о Востоке, и о филологии, и о стихах; презреть всеми опасностями; откинуть все предрассудки; подвергнуться всем нареканиям; решиться быть даже, повидимому, тунеядцем и искателем приключений, лизоблюдом, льстецом, всем, чем кому угодно будет меня видеть, — только итти и итти вперед...

 Но что же делать? что творить, идучи вперед?

 Смягчать нравы, образумливать, упрашивать, чтоб полюбили истину; найти себе точку опоры и действовать с ней на все стороны, имея в виду уже не классы или звания, не лица или титулы, а одного человека — ум, душу, инстинкт самосохранения...

 Итак, я стал бродить из дому в дом, ища себе путей и средств к основанию издания, в котором бы никакая цензура не могла ни к чему привязаться, а между тем всякая живая душа нашла себе отрадную мысль, приятную черту, пример доблести, отечественное воспоминание, бриллиант из науки, картину, смягчающую ожесточенное сердце... Потом, если бы мне это удалось, читатели втянулись в направление, явились писатели, художники, ученые,— можно начать издание и посолиднее, можно мало-по-малу пустить в общество целый всемирный круг идей, дать ему в руки целый свод учебников по всем предметам, составленных не на живую нитку, но созданных органически, по одной общечеловеческой логике...

 Но ведь это все утопия!

 Где же эти люди? где капиталы? где такие ученые? — Надо искать! Все есть где-нибудь; стоит только найти!..

 В этой мысли я странствовал даже до сегодня, никому и никогда ее не высказывая вполне и прямо, как, первый раз в жизни, сделал теперь; в этих-то странствиях я переглядел и пересортировал в своем уме всех насущных литераторов и удостоверился, что все это либералы, т.-е. люди, для которых все равно, что бог, что сапог; что мир, что жареный рябчик; что чувство, что шалевый жилет; что всемирная идея, что статейка Булгарина! Надо было, с великим, разумеется, сокрушением сердца, бросить этих "порядочных людей" с их белыми перчатками и спокойными сюртуками, с их обедами и попойками, с их криками и карточными остротами, и поискать других людей, помоложе, попроще, посвежее и покрепче душой...