Диктатура сердца. Славянофильский вопрос - 9

 Александр III колебался. Всем своим существом он чувствовал глубокую антипатию к задуманной Лорис-Меликовым мере. В его глазах эта мера заключала в себе гибельный разрыв с заветами национальной старины, измену принципу самодержавия, переход к чуждому русскому духу конституционализму. Итак — разорвать этот акт? Но как решиться начать свое правление с нарушения воли отца, только что погибшего мученической смертью? Александр III остановился на мысли созвать для обсуждения этого вопроса совещание из министров и других высших сановников. Из дальнейшего хода событий ясно видно, что созвать это совещание Александра III побуждало, может быть, и безотчетная надежда на то, что в соображениях своих советников ему удастся найти опору для преодоления своего сыновнего чувства во имя высших государственных интересов.

 Это "историческое" заседание состоялось 8-го марта. Подробное описание его оставил нам в своем дневнике присутствовавший на нем статс-секретарь Перетц. Там читатель и может найти обстоятельное изложение всех произнесенных тогда речей. Лорис-Меликов, Абаза, Милютин, Валуев, Сольский и Сабуров отстаивали необходимость осуществления обсуждаемой меры. Против нее говорили Строганов и Маков, но центральным моментом заседания явилась речь Победоносцева. То был его первый дебют в роли воинствующего охранителя незыблемости самодержавия. Бледный как полотно, топом мрачно вдохновенного прорицателя он предрекал гибель России в случае осуществления проекта Лорис-Меликова, в котором он усматривал посягательство на исконные национальные устои русской государственности. В сущности, весь спор и сосредоточился на вопросе о том, заключается ли в обсуждаемом проекте ограничение самодержавия? Защитники проекта напирали на то, что в нем нет, как выразился Димитрий Милютин, "и тени конституции". И они были совершенно правы. По букве проекта самодержавие оставалось во всей силе, без малейшего ограничения. Но этому формальному доводу Победоносцев противопоставлял указание на то, что введение в Государственный совет выборных представителей, хотя бы только с совещательным голосом, явится первым шагом к дальнейшим изменениям государственного строя, которые в последнем счете неизбежно приведут к конституции. И, конечно, он тоже был совершенно нрав. На его стороне было то преимущество, что он мог договорить свою мысль до конца, тогда как его противники не могли в присутствии самодержавного монарха высказать то, что привело бы к нулю всю страстную аргументацию Победоносцева. Они не могли сказать прямо, что призвание общества к участию в законодательстве составляет по условиям времени сталь насущную необходимость, что ради ее удовлетворения не следует останавливаться и перед подготовкой страны к переходу от неограниченного самодержавия к конституционному строю. Они нс могли применить к этому случаю мысль, некогда высказанную по другому поводу Александром II, что реформу надо делать "сверху", — иначе она начнется "снизу". Победоносцев предрекал революционный взрыв от уступок общественному мнению и жизненной необходимости и не хотел взять в толк, что революционные взрывы порождаются как раз неспособностью власти своевременно пойти навстречу требованиям времени.

 В течение этих прений Александр III не высказал своего решения, но по ряду его реплик было все же ясно, что он всецело склоняется на сторону Победоносцева. Однако заседание пока кончилось ничем. Сошлись на том, что вопрос требует дальнейшего обсуждения. Затем протянулось несколько туманных и тревожных дней. Судьба дальнейшего правительственного политического курса оставалась под знаком вопроса. Из опубликованной теперь переписки Победоносцева мы знаем, что он в эти дни не терял времени и старался всячески воздействовать на императора в духе своих мыслей, пускаясь даже на сообщение государю своих бесед с какими-то "простолюдинами", которые якобы являлись к Победоносцеву с выражением негодования на замыслы Лорис-Меликова. Спрашивается, каким это "простолюдинам" мог быть известен проект, остававшийся тайной и для высших слоев общества?

 Из дневника Перетца мы знаем, что 21-го апреля в Гатчине состоялось новое совещание министров и сановников под председательством государя. Предметом совещания на этот раз служило новое предложение Лорис-Меликова, состоявшее в указании на необходимость созданіи "объединенного правительства", т. е. чего-то вроде "министерского кабинета". Итак, Лорис-Меликов не спускал флага и, в сущности, даже вел дальнейшее наступление, ибо создание министерского кабинета явилось бы, несомненно, крупной новизной, знаменующей перевод на какие-то новые рельсы хода русской политической жизни. Разумеется, "опасный" термин не был при этом выставлен, слово "кабинет" не произносилось, но, однако, речь шла именно о таком объединении действий министров, при котором отдельные министры не могли бы вести своей особой политики, не согласной с общим направлением. И при этом Абаза прямо указывал на то, что в газетах появляются статьи с клеветническими нападками на министра внутренних дел, явно инспирируемые его политическими противниками из среды правящих сфер. Это был совершенно прозрачный намек на Победоносцева и на его связь с "Московскими ведомостями" и Катковым.