Моё детство - 3

Сива. 3 июля

 В 63-м или в 64-м году, не помню, приехал на гастроли Самойлов.[1] Любимой пиесой в его репертуаре была "Испорченная жизнь", где есть большая роль мальчика. Меня опять взяли из пансиона на неделю учить и репетировать. Опять я имела огромный успех, и меня вызывали наравне с Самойловым: он два раза вынес меня на руках. Пиесу пришлось повторять несколько раз, и так как я вообще много играла в этот сезон, то антрепренер вздумал вознаградить меня бенефисом из которого четверть сбора пришлась бы на мою долю. Имя мое было настолько популярно в Одессе, что отец согласился на это предложение (а может быть, и сам придумал) и решил воспользоваться присутствием Самойлова. Меня нарядили в форменное платье и научили, как просить Самойлова сыграть "Испорченную жизнь" в мой бенефис. Мне было очень страшно переступить порог его номера, а тем более говорить мою речь, но, помня наказы матери и видя отца сзади, я решилась и... получила отказ! "Я даром ни для кого не играю и уезжаю послезавтра", — был ответ знаменитого артиста.

Я заплакала только тогда, когда мы сели на извозчика. Я еще не знала цены деньгам и не подозревала, что отец рассчитывал на сбор, но самолюбие мое впервые было жестоко оскорблено посторонним человеком. Бенефис все-таки состоялся (Самойлову заплатили, что он спросил), и я, кроме конфект, получила три букета, как большая. Один из них мамаша велела отнести актрисе, игравшей роль жены, что я сделала с сожалением, боясь, что няня и сестра не поверят моим рассказам без доказательств.[2]

Через год, в бенефис комической старухи Шван, мне пришлось играть русалочку в Днепровской русалке Лесте, с пением (знаменитые куплеты "Мужчины на свете, как мухи, к нам льнут"), и переодеваться четыре раза. Восхищению моему не было границ, когда на меня надели трико и газовые, точно балетные, юбки; а когда на первой репетиции мы с Лестой спустились в люк, т. е. провалились под пол, оставляя князя на сцене в недоумении, я думала, что улетаю на небеса. В это время все домашние дрязги не производили на меня никакого впечатления: я только думала о танцевальных башмаках и холодела от ужаса при мысли, что башмачник опоздает. О том, что они будут велики, я не думала: тогда я еще не знала кокетства. Этим заканчиваются воспоминания моих детских спектаклей.