"Замужество" - 1

«Замужество»

В январе получил от Агафьи большое, на восьми страницах, письмо-отчет о житье-бытье. В нем, как всегда, на первом месте стояла картошка: «320 ведер… На одну это много…» Сообщалось, что к зиме для привезенных кур поставлен маленький сруб с печкой, что куда-то исчез кот, что одного козла заколола на мясо, что если соберусь приехать, то хорошо бы привезти веревку-привязь. «Корма козам заготовила вдоволь. Да еще Николай Николаевич Савушкин, когда прилетал, то сена привез и петушка. Петушок сначала, наверно, от робости, не пел, а сейчас поет и за курами начал бегать». Подробно и очень толково в письме изложено было событие, удивившее урожденную таежницу: «Я побытку вам опишу, всю жизнь не пришлось видеть такой побытки».

В ноябре, наблюдая в окошко волнение коз, Агафья вышла во двор. На огороде, в двадцати шагах от избы, стояла серого цвета не то собака, не то волк. Агафья схватила висевшее у двери ружьё и «дала выстрел вверх для острастки». Собака не убежала. «Тогда я дала выстрел уже с прицелом, но промахнулась». Собака и после этого не убежала. Озадаченная Агафья покрепче заперла коз и из окошка стала наблюдать за двором.

Привезенный в прошлом году Дружок («хорошая собачка, но для забавы только – никого не облает») встретил таежную гостью своеобразно. Пытаясь не пустить с огорода во двор, впился ей в нос, но отпора не получил. А через день две собаки (так решила Агафья) уже вполне дружелюбно бегали по двору, лежали вместе на объеденных козами ветках. Утвердившись в мыслях, что это чей-то приблудный пес, Агафья высыпала на пень в огороде миску вареной картошки. Собака с жадностью проглотила еду.

И стали жить в «усадьбе» две собаки: Дружок и большая, подозрительных повадок гостья. «Козы привыкли. И я привыкла, клала еду, уже без опаски». Все собака съедала, но вела себя странно: в клочья, как ножницами, порезала прикрывавшее лук красное байковое одеяло, порвала мешки с хлебным и травяным комбикормом, вырвала клочья из висевших на прясле старых штанов.

Природная любознательность побудила Агафью попытаться изловить странного зверя. Из тонких жердей она соорудила ловушку, протянула в избу веревку от ее дверцы, положила приманку. Но собака только косилась на западню и ни разу к ней не приблизилась.

О том, что эта игра опасна, стало ясно однажды утром. Перед тем ночью Агафья слышала рев марала. «Смертельно ревел, я подумала: кто-то его порешил». А утром серая собака, и следом за нею Дружок прибежали, облизываясь, с реки. На мордах у них была кровь и клочья оленьей шерсти. Это вернуло Агафью к мысли о волке, заставило осторожней выходить из избы…

Конец истории я узнал через три месяца, когда сам увидел ловушку, рваную шкуру марала, висевшую на жердях, и место у изгороди, где пуля настигла… матерого волка. «Да, это был волк, – сказали специалисты, принимавшие шкуру. – Поведение? Можем только пожать плечами. Никогда ничего подобного даже слышать не приходилось».

Приблудный зверь прожил у таежной избы более шести недель. Можно было бы строить предположения: одинокую волчицу задержал кобелек. Но оказалось, зверь был примерно четырехлетним самцом.

Для Агафьи в ее бедной событиями жизни история эта получила мистическую окраску. А драматические события этой весны Агафья прямо связывает с «пришествием волка» – «Знамение. Это было знамение»…