* * *
В этот день были у Карпа Осиповича именины. К ужину Агафья испекла морковный пирог и сварила соленого харьюзка, оставленного к этому дню еще с осени.
А вечером при свечах, когда мы с Ерофеем расположились уже на соломе, Агафья взялась читать нам громадную «не испорченную никонианством» книгу. В певучем чтении мы с Ерофеем улавливали лишь отдельные фразы. Но Карп Осипович, сидевший около печки, внимал всему с прилежанием: «Едак, едак».
«… И не осквернится супружеское ложе…» – пела Агафья.
– Что же это: осквернение ложа? – деланно непонимающе отозвался Ерофей с пола.
– Это когда муж в вожделении совершит греховное прелюбодеяние. Или також жена… – добросовестно разъяснила Агафья.
– Уже поздно, тушила бы свечку, – сказал Ерофей.
Погожая ночь посылала в оконце избы синеватое пятнышко лунного света. Ерофей захрапел. А я еще слышал, как гремели алюминиевой миской кошки и грустно блеяла возле избенки коза.
Утром Лыковы нас провожали. Как всегда, с посошками поднялись они к перевалу горы. Постояли, поговорили.
– Вы нам вроде бы как родня, – сказал старик.
– Все люди – родня, Карп Осипович, – улыбнулся ему Ерофей. Рядом со стариком он казался диковинным великаном.
Мы попрощались и разошлись. Агафья с отцом спускались к старой избушке, а мы – в другую сторону, к речке.
Заглянули внизу в подновленную избу. Дверь в нее была замотана ремешком. В аккуратную кучу собраны были свежие щепки. К застарелым избяным запахам примешивался смоляной запах новой пристройки.
– Ну вот, там у печки, – жилье, тут в сенцах, – припасы и козам место… – прикидывал Ерофей.
С реки послышался выстрел. Это был знак: лодка на месте, нас ожидают.
Июль 1984 г.
Свободное копирование
