Новый Год здесь встретили довольно тихо, развозили поздравление и подарки друг другу, были приемы у короля, но не было никакого празднества и особенного оживление ни в чем не проявилось.
Слушала опять Кине. У Французов нет последовательности, это заметно во всем, даже в лекциях. Профессора редко говорят о том о чем им следует говорить, они увлекаются самохвальством или повествованием о предметах совершенно посторонних. Например, Кине должен был по программе знакомить с южною литературой, а он всю лекцию говорил о Нибелунгах и приводил из них цитаты. Между прочим он сказал, что любимые герои народной поэзии всегда представляют собою типы народного характера, так у Немцев Зигфрид образец рыцарской любви, у Французов страстный Рожер, у Италиянцев пылкий беззаботный Роланд.
Я очень сошлась с С. М. Соловьевым. Меня удивляло в нем то, что он не допускает никакого увлечение. Он точно по программе составил себе задачу жизни и непреложно исполнял ее. У него были назначенные часы для занятие со Строгановым, для чтения, для посещения библиотеки и архивов, для сочинений, для прогулки. В воскресенье он бывал у обедни, посещал достопримечательности Парижа и вечером ходим в Комическую Оперу. Я часто смеялась над нем, что он дурно выбрал место для развлечение, но в программе он поставил: воскресенье вечер в Комической Опере. Так и не отступал в продолжение всего пребывание в Париже. Мне кажется, и для всей своей жизни он заранее начертал программу, по которой неуклонно следовал.
Иногда по субботам приходил П. Г. Редкин; мне нравилась в нем любовь к науке и к профессорству. Он говорил, что выше всего ставит свое призвание действовать на молодежь, передавать ей мысли и убеждение.
Были в Академии на избрании в ее члены Патена (Patin), он поступил на место Рожера, драматического писателя, и в своей скромной речи благодарил за свое избрание, говорил, что он высоко ценит эту честь и исчислил, как это всегда водится, достоинства своего предшественника. Речь была очень складна; я, впрочем, не с особенным вниманием слушала речь Патена. Все мое внимание было устремлено на Виктора Гюго и на одну необыкновенно красивую молоденькую девушку. Следить мысль на лице также приятно, как и прочесть ее на бумаге. Ни одно движение Виктора Гюго не скрылось от меня. Я заметила улыбку презрение которая показалась на его губах когда коснулись романтизма в драме: ему это не понравилось.
Ответная речь Баранта была также ловка. Мне понравилось вступление, которое приветствовали громкими, рукоплесканиями. К сожалению, Барант имеет такое неприятное лицо, что я не хотела на вето смотреть и продолжала мои наблюдение над Виктором Гюго и хорошенькою девушкой.
Свободное копирование
