Здесь нас нагнал Билибин, который вместе с Шуром и группой рабочих сплывал на двух кунгасах вниз на Среднекан. Встреча была теплой и сердечной. Я с опаской посматривал на Шура, памятуя о похищенной лошади. Он обошел молчанием этот эпизод.
Мы ознакомили Билибина с результатами опробования. Они пока не радовали. Договорились с ним о порядке дальнейших работ, попили чаю, помахали, посвистели на прощанье, и два его кунгаса медленно проплыли мимо наших палаток. Мы вновь остались одни.
Выше порогов пробы в подавляющем большинстве оказывались пустыми, в них только изредка попадались знаки золота. После того как мы проплыли пороги, в пробах стали появляться не только знаки, но и весовое золото — отдельные чешуйки и крупинки, которые можно взвесить. В каменистых обрывистых берегах там и здесь виднелись жилы кварца и изверженных пород (дайки), которые выше порогов почти не встречались.
В устьевой части одного из ключей, названного Веселым, в первой же пробе оказалась крупная золотина. При виде ее дядя Ваня впал в состояние какого-то лихорадочного неистовства. Он бегом носился от русла к склону террасы, набирая породу, и с какой-то неуемной страстью мыл лоток за лотком. И в каждом лотке сверкали золотинки. Оторвать его от этого занятия удалось с большим трудом. Полные энтузиазма, мы отправились вверх по ключу в двухдневный маршрут. Увы! Хорошее золото прослеживалось только на расстоянии нескольких сотен метров в пределах бахапчинской долины, прорезаемой ключом. Выше по ключу пробы давали знаковое содержание и только изредка небогатое мелкое золото.
Так постепенно спускались мы по Бахапче, опробуя ее боковые притоки. Большинство из них, как справа, так и слева, были золотоносны, но богатого золота не содержали.
В двадцатых числах сентября мы достигли устья Бахапчи и выплыли на Колыму, которая даже в верхнем течении оказалась огромной могучей рекой.
На устье Утиной мы распростились с дядей Ваней, который остался здесь на разведочных работах. До Среднекана оставалось совсем немного.
Свободное копирование
