1926 - 1928. - 12

    А дальше, за мостом, все так же пряталась в темной зелени маленькая темно-красная мальтийская церковь… А там - хочешь - Новая Деревня, ржавое железо заборов, ветхие, гнилые деревянные домики; хочешь - за не снесенной еще, но уже давно облупленной деревянной белой аркой - запущенные особняки и решетки, лопухи и дорожки Каменного острова, потом Крестовский, - и опять деревянные домики, дровяные сараи из заржавленного железа старых вывесок, унылая, облезлая Большая Зеленина, серые покосившиеся заборы Геслеровского проспекта, пустые глаза церкви Алексея Божьего человека на пустыре, булыжники Лахтинской, Плуталовой, Ординарной - каменная нищета.

    Да, думал я, нужно было быть Лениным, чтобы при виде всего этого сказать: «Из России нэповской будет Россия социалистическая!» (Ленин - тот говорил «Россия!»).

    Знать, как именно жила страна, конечно, я не мог, но, несомненно, жила она скудно: это я видел на Крестовском, где рабочие семьи питались той же картошкой и тем же пшеном, что и бабушка Мария Ивановна и тетя Женя; но и город, и деревня - я слышал это отовсюду - начали оправляться от разрухи и голода; и город и деревня были довольны сделанным и ждали большего. И как раз тогда Маяковский писал об Америке:

    Я стремился на семь тысяч верст вперед,

    А приехал на семь лет назад…

    И во всей его бедности, неустроенности, мой город был прекрасен; на плоских островах, на широких, прямых, торцовых проспектах, среди камня, облезшей штукатурки и ржавого железа, над великой, светлой, серой Невой, а не на горбатых диабазовых улицах чистенького Осло - был, по-настоящему, мой дом.

    А чему предстояло быть потом - это было скрыто в бездне грядущего, и на самом деле этого не знал даже Ленин и вслед за ним не знали ни Маяковский, ни мы.