Самолюбие и гордость были самой главной моей чертой. Три черты мне кажутся существенными в моем тогдашнем характере - непрерывная работа воображения, невероятная любознательность, граничившая с любопытством, причем все, что мне случалось узнать, удерживалось сильной благодарной памятью, - и самолюбие. Я был чрезвычайно доволен своей красотой и умом и, главное, считал себя особенным, непохожим на других. Это убеждение поддерживалось тем, что и по образу жизни, и по случайно приобретенным знаниям, и по своей маленькой жизненной истории я действительно резко отличался от моих сверстников.
Гордостью во мне я был тоже непохож на моих сверстников. Как-то, гуляя в «Дворцовом парке», я заметил, что проходивший мимо господин уронил письмо. Я подобрал это письмо, подбежал к нему и подал. Он поблагодарил, вынул кошелек и протянул мне гривенник. Я обиделся и сказал ему:
- Я не делаю услуг за деньги!
Тот несказанно удивился и еще долго пихал мне свой гривенник. И в самом деле - я знаю точно, что никто из знакомых мне норвежских ребят от этого гривенника не отказался бы. Копейки за мелкие услуги, за то, чтобы сбегать в магазин, чтоб отнести взятую у соседки кофейную мельницу - это было в порядке вещей. Иначе на какие же средства можно было купить «любовь на палочке!»
В данном случае эта была гордость, так сказать, «инстинктивная» - я не знал бы, как объяснить ее, если бы меня попросили. Но была и гордость своими знаниями и умом - ив том и в другом я тоже считал, что отличаюсь от других. Даже, лучше сказать, - это была гордыня!
Помню, как в споре с Ингер Андерсен я утверждал, что ее родители в чем-то неправы (кажется, это была пресловутая история с рождением детей), а Ингер с ожесточением и чуть ли не со злостью кричала мне:
- Как ты можешь это говорить! Что же, ты знаешь больше, чем взрослые? Что же, ты знаешь больше, чем взрослые, когда тебе одиннадцать лет!
Тщетно я пытался ей представить соотношение моих знаний и знаний ее родителей графически, рисуя палочкой на земле диаграмму (хотя я и не знал, что есть такое понятие):
- Пусть это будут все знания, которые есть на свете:
Твои родители знают вот столько:
А я знаю вот столько:
Видишь, я знаю гораздо меньше, чем знают твои родители, но я знаю что-то из того, чего они не знают.
Это произвело на Ингер ровно столько впечатления, сколько - как я узнал гораздо позже - на женщин вообще производят логические доводы. Она ушла в гневе и нажаловалась родителям, что Гарик хвастается, будто знает больше ее папы и мамы.
Приблизительно в это время Миша рассказал мне санскритскую сказочку, прочитанную им на занятиях в университете (с Моргенстьерне):
«Жили-были четыре брахмана, из которых трос было ученых, а один умный. Первые трое решили итти ко двору раджи, чтобы показать свою ученость, а четвертый сказал:
- Погодите, и я пойду с вами.
По дороге они набрели на скелет льва и решили испытать свою ученость:
- Я одену эти кости мясом, - сказал один.
- Я одену это мясо шкурой, - сказал другой.
- Я вдуну в его ноздри живую жизнь, - сказал третий.
- Подождите, я только заберусь на дерево, - сказал четвертый.
Первый брахман одел кости льва мясом, второй одел это мясо шкурой, третий вдунул в ноздри льва живую жизнь. Лев встал и съел всех трех брахманов и ушел своей дорогой. Тогда четвертый спустился с дерева и, оплакав своих товарищей, двинулся далее по своему пути ко двору раджи».
Различие между ученым и умным меня поразило, но заставило думать о силе того, кто был бы и ученым и умным. И таким должен был стать я.