ГЛАВА XVII.  

Моему отцу временно возвращают имущество. — Я нахожу серебро, спрятанное по распоряжению покойной тетушки. — Мы живем попеременно то в городе, то в деревне. — Новые преследования и новое бегство. — Мы отправляемся снова в Лион. — Я возвращаюсь в Эшероль. — Смерть моей сестры. — Реакция в пользу, затем против эмигрантов. — 18-е Фруктидора. — Новое изгнание отца. — Я уезжаю опять в Омбр. — Поездка в Батуэ, где находили убежище многие священники и другие изгнанники. — Последнее пребывание в Омбре. — Размолвка с m-elle Мелон. — Я принуждена уехать от нее. — Для меня снова начинается скитальческая жизнь. — 18-е брюмера.

Это лето, которое мы провели частью в городе, частью в деревне, было одно из счастливейших во всей моей жизни. Дом наш в Мулене, где прежде заседал Революционный Комитет, был нам возвращен и мы останавливались в нем, когда приходилось приезжать по делам в город. Кажется, я нигде не упомянула в своем рассказе о том, что моя покойная тетушка, предусматривая в будущем большие лишения, распорядилась заблаговременно, чтоб часть нашего серебра спрятали в нашем погребе в Ешероле. "Если из семьи кому суждено вернуться сюда, то вернее всего — тебе", сказала она мне; и в самом деле я первая вернулась в Эшероль.

В это время у нас в доме случайно жил военнопленный валах, едва говоривший по-французски, впрочем благовоспитанный молодой человек, которого мой отец взял в себе в услужение, чтоб спасти его от ужасов казарменной жизни. Я объяснила ему, что мне нужно, и мы вместе спустились в маленький погреб, где хранились мои сокровища. Иностранное вино, которого оставалось очень много, когда мы уехали отсюда, не все исчезло, но видно было, что им хорошо попользовались. Несколько бутылок было разбросано в разных углах, а часть их еще лежала в порядке, прикрывая то место, где я велела рыть. Ящик был разбит, и серебро, в перемежку с землей, скоро бросилось нам в глаза. Хорошо понимая, что оно случайно уцелело от поисков якобинцев, не раз посещавших этот погреб, Иосиф радостно вскрикивал при каждой вновь находимой вещи, словно он праздновал победу над этими разбойниками, этими ворами, как он их называл. Он недурно применял к делу тот немногий запас французских слов, которым владел, и пустил его при этом весь в ход. Я велела отнести к отцу целую корзину, полную серебряными блюдами, тарелками, приборами, и еще раз благословила тетушку, потому что благоразумная предосторожность ее доставила нам средства существования за несколько лет.

Есть особого рода политическое чудовище о двух лицах, — одно из них спокойное и приветное, другое жестокое и кровожадное, чье доброе или злое влияние мы ощущали попеременно; ему имя — реакция. Брала ли верх умеренная партия, все успокаивались и надежда оживляла унылые лица — это была реакция; входили ли опять в силу революционеры, и террор, пробужденный их грозными голосами, леденил сердца; все страдало и стремилось бежать вдаль, — это реакция, говорили вам опять. Я не знала ничего иного, будучи ребенком и затем молодой девушкой, гонимая революционными бурями, не ведая причин и видя лишь одни следствия. Когда мир снова водворялся, или когда бешеные волны грозили поглотить нас, я безропотно покорялась своей участи, повторяя за другими: это реакция, — и думала, что этим все сказано.