Судьба одной дворянской семьи... - 54

За несколько месяцев до того, как я познакомилась с этой славной семьей, к ним привели нищего, который умолял впустить его только на одну ночь; никто из соседей не мог поместить его у себя и, рассчитывая на доброту тетки Шозьер, обратились к ней. Между тем, первым ее словом был отказ; потом, как бы одумавшись, она сказала: "Правда, уже поздно; бедняку пришлось бы ночевать на улице! Так пусть уж он войдет; одну ночь Пьер может поспать и на сеновале". Пьер был дурачок, которого она приютила у себя из жалости, и который ночевал в сарае. Нищий ожидал у двери; его впустили, он был очень плохо одет и в руках держал корзину с парой голубей. Тетка Шозьер его усадила, потом, поглядевши на него внимательнее, подумала: "Ну, нет, постель Пьера не годится для него". Она велела приготовить ему другую постель в маленьком отгороженном уголке, рядом с так называемой верхней горницей и подала ему хороший ужин. Незнакомец был сильно утомлен; он пришел издалека и направлялся вдаль; вот все, что узнали от него, и все, что гостеприимство позволяло спросить. Оставалось только пожелать ему доброй ночи. "Верно, какой-нибудь несчастный, которого преследуют", сказала со вздохом тетка Шозьер; "это не крестьянин". "Надеюсь, что он завтра же уйдет", сказал муж; потом в раздумье прибавил: "бедняк!". — "А если он до завтра не отдохнет еще? возразила Магдалина умоляющим голосом. — "Ну, если он будет еще утомлен, то никто же не вытолкает его за дверь", резко ответил ей отец; и это было бы слишком жестокосердно; он может отдохнуть здесь денька три и четыре". На другой день незнакомец, имевший очень усталый вид, с радостью принял предложение остаться. Его печальное положение заставляло его еще более чувствовать всю цену гостеприимства, оказанного ему этими добрыми людьми; он употребил это короткое время на изучение их характеров, и так как физиономия и приемы Магдалины внушили ему справедливое доверие, то он рассказал ей свою историю, прося ее совета и помощи.

Вот эта история. Он служил в Вандее, был захвачен республиканцами и отослан, как шпион, куда следовало, для того, чтобы произвести над ним суд. А расправа была в то время короткая. Два жандарма конвоировали его. Наш незнакомец от усталости едва держался на ногах и выразил желание зайти в попавшийся на пути шипок, чтобы отдохнуть: жандармы согласились сделать это снисхождение и позволили ему даже выпить немного вина для поддержания сил. Г. Александр (это был он), уверив их, что у него ужасная жажда, спросил еще вина: кончилось тем, что он совсем напоил старшего жандарма и имел удовольствие видеть, как тот замертво свалился под стол. Другой, помоложе, не поддавался и пил мало; несчастный пленник с беспокойством замечал это. Но молодой солдат сам вывел его из замешательства. Видя товарища своего в совершенно бессознательном состоянии и глубоко сияющего, он сказал: "И вижу, чего вам нужно. Успокойтесь, я не стану противодействовать вам: я даже сам готов способствовать вашему бегству; положитесь на меня и подождите моего возвращения". С этими словами он исчез и скоро вернулся, держа в руках старое крестьянское платье и корзину с парой голубей. "Вот, сударь, одевайтесь поскорее. С этими глубями вас примут за крестьянина из здешних окрестностей". Г. Александр словно возвратился к жизни. Опасность не дозволила ему распространяться о своей благодарности. В эту минуту, право, из двух счастливее был едва ли тот, кому была возвращена жизнь!

Действительно, эти голуби послужили ему охраной. Всякий встречный мог подумать, что он возвращается с соседнего рынка; он избегал большой дороги, подходил только к дворикам, стоявшим особняком, чтобы попросить ради Христа что-нибудь на пропитание себе и своим покровителям — голубям. Таким образом он достиг Фонтэна, где я и познакомилась с ним, он хотел было отправиться в Лион, где скрывался его отец и сестры; но город был занят войсками Конвента. Со всех сторон приводили назад бежавших лионцев; их ловили, как диких зверей для того, чтобы передать в руки палача. Видя кругом себя новые опасности, г. Александр не смел проникнуть в город и не мог уже теперь бежать: не зная, что предпринять, он открылся Магдалине. "Куда мне идти? Что делать?" спрашивал он ее. — Отец согласен продержать вас еще несколько дней у себя, ответила она ему: — воспользуйтесь этим, чтобы угодить ему: не выдавайте, что вы эмигрант; говорите с ним только о своем отце, участь которого вам совершенно неизвестна. Может быть, он в тюрьме; в таком случае вы не можете явиться в Лион, не компрометируя его и не подвергаясь сами опасности. Отец мой верно позволит вам дождаться здесь вестей о нем, а я берусь побывать в городе сама и разузнать, что возможно. Вы не имеете никакого вида? — "Имею, но он фальшивый, я сам подделал его". — Все равно, подавайте мне его, это успокоит моего отца, который ничего не разберет; мало того, я обещаю, что этот вид будет засвидетельствован полицией, как бы он был действительный". И она тотчас понесла паспорт г. Александра своему отцу, Добряк этот, окончательно успокоенный, говорит, что если паспорт будет засвидетельствован местными властями, то он не видит никакого препятствия к его пребыванию у них. Это уже был большой успех.

Магдалина сейчас же поспешила к Симену Морелю, синдику Коммуны. Это был благороднейший человек, который уже давно питал к ней нежную любовь, и хотя она не разделяла его чувств, однако, не побоялась обратиться к своему давнишнему и постоянному поклоннику и вполне довериться ему, прямо объяснивши цель своего посещения и всю важность услуги, которой ожидала от него. Симон сначала противился, но, не имея никакого другого средства ей понравиться, он был рад хоть чем-нибудь быть полезным ей и обещал, что засвидетельствует паспорт и, что все нужные подписи будут приложены. Дело удалось и г. Александр пристроился под кровом этого скромного и гостеприимного жилища, не навлекая ни на кого беды.