11.01.1932
Москва, Московская, Россия
Январские дни застали меня все еще в Женеве. Нечего и говорить, какое огромное волнение переживала в то время партия, какой нервный характер приобрели наши митинги. Мы стали на точку зрения военной организации революции как таковой, в то время как меньшевики рассчитывали на парламентские формы, банкеты, демонстрации, стачки и т. п., мы говорили о диктатуре пролетариата, опирающегося на крестьянские массы, а они о диктатуре буржуазии, подпираемой пролетариатом.
К сожалению, вскоре после январских событий я почувствовал себя дурно и вынужден был просить небольшого отпуска, причем для отдыха уехал вместе с женой в Италию. Мы поселились во Флоренции, откуда я продолжал сотрудничать в «Пролетарии», но где главным образом занимался историей искусства, итальянской литературой, следя в то же время лихорадочно за событиями, происходившими в России.
В конце октября 1905 года я получил от ЦК предписание немедленно поехать в Петербург. Предписание это было мною исполнено сейчас же, и в Петербург я прибыл в первых числах ноября. В городе в то время шумела революция. Правительство как-то спряталось. В прессе доминировали левые газеты, и мальчишки звонкими голосами выкрикивали странные для России революционные названия новых листков.
Повсюду шли митинги. Петербургский Совет рабочих депутатов был несомненным вторым правительством, и оптимисты думали, что он располагает, пожалуй, большими силами, чем настоящее правительство.
Мне незачем здесь рассказывать о тех событиях революции 1905–1906 годов, которые в настоящее время известны всем и даже достаточно изучены. Я отмечу здесь лишь коротко, как надлежит в предисловии, некоторые отдельные факты, касавшиеся близких мне политических кругов и лично наблюденные мною.
Главными заботами центрального штаба нашей партии в начале революции, т. е. до поражения московского восстания, была постановка прессы и организации и вопросы о сближении с меньшевиками.
В первом отношении партия вступила сначала на несколько неправильный путь. Лично я вошел в редакцию газеты «Новая жизнь», которую Горький и Румянцев задумали еще до переворота 17 октября по типу в сущности левой газеты несколько беспартийного характера с марксистским оттенком. Мы унаследовали от этого плана хороший технический аппарат, который, быть может, с несколько излишней американской ширью вел П. П. Румянцев, но загроможденный значительным количеством чисто буржуазных журналистов. Достаточно сказать, что во главе редакции числились три лица: Ленин, Горький и… Минский. За Минским тянулась целая вереница более или менее беспартийных людей, в то время, быть может, и искренне тяготевших к победной революции. Но что в сущности могло объединять нас с ними? Гораздо легче работать с какими-нибудь анархистскими или эсеровскими элементами, которые родственны им по своему миросозерцанию. Еще не пришло то время, хотя оно придет, когда марксизм развернется со всей пышностью заложенных в нем возможностей и сделается центром внимания и душою не только рабочего класса, но и трудовой интеллигенции. Этого мы не достигли еще и до сих пор. Но тут нисколько не вина нашей партии: действительно, пока некогда разрабатывать вопросы философии и культуры в самом широком смысле этого слова. Мы находимся еще в области первых завоеваний власти и первых упорядочений экономических основ быта. Строится суровый фундамент из едва облицованных камней, и о тонкостях архитектуры грядущих верхних этажей мечтают некоторые, но не говорит и не рассуждает никто. Они влюблены в их красоту, верят, но, заваленные текущей работой, отдаются жгучему моменту. Так это было, конечно, и в 1905 году. Так как я лично всегда отличался от других моих товарищей (за малым исключением) особенно острым интересом именно к этим грядущим верхним этажам, то со стороны Минского была сделана даже попытка чего-то вроде переворота в редакции «Новой жизни», а именно создания союза между наиболее левыми интеллигентами и наиболее «культурными» большевиками, к которым он сделал честь отнести меня. Конечно, на это предложение я ответил только пожатием плеч.
(59) Луначарский здесь преувеличивает роль и силу Петербургского Совета рабочих депутатов. Ленин писал в 1906 году о том, что «Советы являются зачатками революционной власти», а «их сила и значение зависит всецело от силы и успеха восстания» (т. 12, стр. 231). В 1905 году Советы, не считаясь с учреждениями царского правительства, издавали свои постановления и распоряжения, явочным порядком вводили 8-часовой рабочий день, провели ряд революционных мер. Но в Петербурге обстановка была наименее благоприятна. Здесь Совет как «орган новой власти был наиболее слаб, а старая власть наиболее сильна» (т. 12, стр. 317). Петербургский Совет, в котором руководство захватили меньшевики, не выполнил своей главной роли — не стал органом вооруженного восстания и борьбы за свержение самодержавия. 3 декабря 1905 года исполком и значительная часть депутатов Совета были арестованы.
(62) Н. Минский (Н. М. Виленкин, 1855–1937) — поэт символистско-декадентского направления. Начал литературную деятельность с гражданских стихов либерально-народнического характера. В 80-х годах выступил с защитой «чистого искусства». Был одним из организаторов и участников «Религиозно-философского общества». В 1905 году испытал увлечение революционными событиями, написал стихотворный «Гимн рабочих». В годы реакции эмигрировал за границу, где стал выступать с критикой революционной идеологии. За границей он остался и после Октябрьской революции, не примкнув, однако, к той части эмиграции, которая была враждебна Советской власти. В 20-е годы являлся сотрудником советского полпредства в Англии.
22.05.2025 в 21:22
|
Свободное копирование
