Бесплатная медицинская помощь. Ее стараниями погиб мой брат Симон, Сим, ангел небесный Симочка, как называла его наша суровая няня, и чуть было не погиб Александр Аркадьевич Галич.
Сим на своих ногах пришел в поликлинику, был отправлен в больницу с диагнозом «острый аппендицит». Во время операции у него обнаружили злокачественную опухоль. После операции он умер. Ему только что исполнилось тогда 59 лет. Умирал он, как и подобает умирать ангелу небесному. Он не роптал ни на что и только один раз сказал: «Что же это меня все бросили? » Сказал он это, когда у меня кончились деньги и я не могла больше платить за бесплатное медицинское обслуживание. Кислородного баллона хватило до самой смерти. Сперва принести его было некому, а потом нашлось кому, после того как я дала дежурному врачу пять рублей. Каждый укол антибиотика, смена капельницы внутривенного питания, визит врача — за все надо платить. Сам Сим об оплате не беспокоился, денег у него не было ни копейки. Сбережения и зарплата переведены в сберкассу на имя его жены Оли. А Оля из породы, которую гениальная Надежда Яковлевна Мандельштам в своей «Второй книге» называет непуганными. Оля делала вид, что все идет как надо, а я и заикнуться не смела, чтобы раскошелилась, так она всю жизнь умела себя держать со мной. И все же я недооценивала ее безмятежность, иначе, махнув на нее рукой, я раздобыла бы денег и продолжала бы тратить свои.
Сим умер у меня на глазах. Я не знаю, можно ли назвать верой в Бога тот пантеизм, который несомненно лежал в основе возвышенного мировоззрения отца и к которому лежит моя душа, но Сим всю жизнь чуждался всего возвышенного. Ни в утешениях, ни в наградах он не нуждался. Он отвергал жизнь — не то что бессмертие.
Отец всю жизнь творил. Сим ради бессмертия не ударил палец о палец. В последние часы своей жизни он спал, и казалось, что ему получше. Вдруг он широко раскрыл глаза, на лице его изобразился восторг, и он сказал: «Бог пришел». Он заснул и больше не просыпался.
Я до сих пор сомневаюсь, что Сима нельзя было спасти, что он умер от рака, а не из-за безобразного послеоперационного ухода. И что у него был рак, а не аппендицит, я сомневаюсь.
Когда Галич чуть было не умер в больнице в Ленинграде, я была при нем. Я своим градусником измеряла ему температуру. Жар 40°. Я пошла к дежурному врачу с градусником. Она сказала, что температурная кривая указывает на заражение крови, они примут все меры, но того лекарства, которое может спасти Галича, у них нет. Она назвала антибиотик — метамицин. Если мне удастся раздобыть его — хорошо, если нет, ее дело предупредить меня о том, что опасность смертельная.
Не одна я находилась у постели Галича. Кажется, главная роль в спасении его принадлежала Юре Меклеру.
Были при Галиче и знакомые врачи. Связались с Институтом антибиотиков, сделали посев, и спасительный антибиотик нашелся. Один из знакомых врачей объяснил мне, почему дежурный врач назвал метамицин.
Доподлинно известно, что лекарство это в СССР вообще не производится. Когда секретарь Ленинградского обкома партии Сизов был болен, за метамицином специальный самолет гоняли в Лондон. Предупредив меня и возложив на меня поиски несуществующего средства спасения, врач снимал с себя всякую ответственность.
Сепсис Галича — результат того же самого бесплатного медицинского обслуживания, которому так вожделенно завидуют американцы. Галич — москвич. В Ленинград приехал по делам с издательством, набор его книги еще не был рассыпан. Жил он в гостинице. Сердечный приступ. Врач скорой помощи сделал укол и внес инфекцию. Несколько дней Александр Аркадьевич пролежал у меня дома, но, когда стало ясно, что без операции не обойтись, ему пришлось лечь в больницу. И там он чуть не умер. Как и Сим, он, умирая, завоевывал сердца. Было у них много общего, даже во внешности. Галича спасли его обожатели. Спасти Сима мне не довелось.
На Венере, ах, на Венере...
Свободное копирование
