На Съезде Советов - 1

Глава IV 

 НА СЪЕЗДЕ СОВЕТОВ

Приехав в Москву, я по служебным делам явился к Семашко и получил от него формальное заверение, что теперь препятствий к моему возвращению в Москву нет. Вопрос о том, какое назначение дать мне в Москве, был отложен до окончания съезда. Мое старое начальство по отделу медицинского снабжения Народного комиссариата здравоохранения было уверено, что я вернусь в подотдел хирургии, дела которого находились уже в порядочном расстройстве.

Пришлось сейчас же с головою уйти в партийную работу, ибо времени до открытия съезда оставалось немного. Кроме работы в ЦК по подготовке к съезду, была работа и в местной партийной организации: помещение наше было открыто, в нем собиралось до ста пятидесяти человек.

Съезд представлял собой обычное зрелище громадного митинга, притом митинга, заранее тщательно подобранного. Была небольшая — человек в двести пятьдесят — фракция беспартийных, а затем все сплошь коммунисты. Коммунисты в партере, где сидели члены съезда, коммунисты — в ложах и на галерее, где разместились члены Московского Совета, московских фабрично-заводских комитетов и правлений профессиональных союзов. Огромный зал Большого театра был набит битком. Одна директорская ложа была предоставлена дипломатам, но, кроме представителей Азербайджанской Республики, там, кажется, никого не было. Царская ложа против сцены была занята 3-м Интернационалом, а на самой сцене расположился Центральный исполнительный комитет. Здесь же были отведены места нам и другим однородным делегациям — социал-демократам Бунда, эсеровской группы "Народ" и т. д.

Обычна же была и картина окрестностей театра, где собрался съезд: военный кордон, широким кольцом окружавший площадь и пропускавший лишь счастливых обладателей узаконенных билетов, бесконечное число контрольных инстанций при всех входах и выходах и т. д. На крыше одного из прилегающих домов по вечерам вспыхивали световые плакаты с коммунистическими изречениями и лозунгами и с прославлением иностранных коммунистов. Теперь и англичанин Роберт Вильяме, и итальянец Серрати давно уже попали в число "социал-предателей"; тогда еще на всю Москву светилось: "Да здравствует Роберт Вильяме!" "Да здравствует Серапио!" — так перекрестили почтенного итальянского социалиста не совсем твердые в интернациональной грамоте исполнители плаката; впрочем, через несколько дней ошибка была исправлена!

В зале заседаний и в кулуарах было, разумеется, шумно. Но дыхания жизни не чувствовалось на съезде. Как и весь советский аппарат — от местных Советов до ВЦИКа, — так и советские съезды давно были убиты тем, что все существенное всегда решалось на заседаниях большевистской фракции, которой было всегда заранее обеспечено большинство. По мере насильственного вытеснения из Советов всех других фракций, по мере того, как во всех якобы выборных и представительных собраниях большевистской фракции стала противостоять только ничтожная, неорганизованная и запуганная кучка беспартийных, — от всей советской машины начало нести мертвечиной, и все заседания, собрания и пр. начали превращаться в простой и скучный парад по заранее разработанной программе. Эти парады еще кое-как удавались, пока горел энтузиазм или были налицо простые, элементарные задачи — вроде борьбы с Деникиным, — сплачивавшие большевиков страхом перед общею опасностью и необходимостью напрячь все силы для ее устранения. Теперь, после заключения мира с Польшей и победы над Врангелем, эта психическая скрепа ослабла, а прежнего энтузиазма, прежней веры в свое дело давно уже и в помине не было. Чувствовался надлом, и он выражался и вовне тем, что впервые прорвались наружу разногласия, раздиравшие большевистскую партию изнутри. Эти разногласия просачивались и в печать, доступную всем: под видом споров о роли и значении профессиональных союзов, о бюрократизме, о партийных верхах и низах намечалось острое расхождение в вопросах экономической и общей политики, вызванное разочарованием в результатах прежней деятельности и искусственно вгоняемое в рамки внутрипартийных дебатов. Нам попадалась кое-какая литература по этим вопросам, предназначенная "только для членов РКП". Там вопросы ставились резче, чем в газетах. Еще более остро обсуждались они во фракционных заседаниях, и все усилия Ленина были направлены к тому, чтобы создать и провести некую "среднюю" линию, которая делает словесные уступочки и в одну сторону, и в другую, а на деле стремится оставить все по-старому, кое-как сгладить острые углы и отвлечь внимание партии от тех вопросов, которые настойчиво стучатся в дверь.

Положение — для парадов весьма малоблагоприятное. И до начала съезда, и в ходе его большевистским лидерам приходилось тратить и силы, и время на закулисную работу примирения непримиримых противоречий. Поэтому самое начало съезда откладывалось со дня на день; затем шли долгие, иногда по двое суток, перерывы заседаний; прения по докладам, прочитанным в заседании съезда, переносились в коммунистическую фракцию; во фракции же был прочитан содоклад по докладу Зиновьева о борьбе с бюрократизмом и "рабочей демократии" — случай, вероятно, небывалый в летописи каких угодно представительных учреждений!