Подводя итоги

{464} Подводя итоги

Заканчивался «гуманитарный» период российских реформ, бурный, легковерный и романтический. Наступили суровые экономические преобразования, принесшие одним писателям успех, другим разочарования, третьим безвестность и нищету.

В том, что старый тоталитарный строй прогнил и требовал замены заодно со своим «министерством соцреализма», загубившим несметное число талантов, сомнений у нас не было, думаю, и сейчас нет, хотя порой и вздыхаем по прежним временам. Ностальгия — неточная, коварная штука. Она отсеивает, лакирует, примиряет, умасливает. Но если чего и жалко из прошлого по-настоящему, то это молодости. И наших великих иллюзий.

Здесь, как выясняется, мы были не одиноки. Ельцин, покидая пост Президента, сделал неожиданное признание: «Я прошу прощения за то, что не оправдал некоторых надежд тех людей, которые верили, что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть из серого, застойного, тоталитарного прошлого в светлое, богатое, цивилизованное будущее. Я сам в это верил. Казалось, одним рывком, и все одолеем. Одним рывком не получилось. В чем-то я оказался слишком наивным. Где-то проблемы оказались слишком сложными. Мы продирались вперед через ошибки, через неудачи. Многие люди в это сложное время испытали потрясение».

И было от чего. В обновленной стране установился новый тип хозяйственных и общественных отношений и вытекающие из них нравственные ценности и моральные критерии, иные с точностью до наоборот по сравнению с прежними. Дух буржуазности, от которого всякий приличный человек нос воротил, стал победоносным символом времени. За бортом жизни осталась огромная часть населения, не привыкшая «делать деньги» в силу свойств характера, воспитания или возраста. Ваше поколение мы вообще не принимали в расчет, признался мне один из главных реформаторов. (Мое поколение — каждый третий житель страны. Потрясение, о котором говорит Ельцин, я испытал именно в эту минуту. В очередной раз, — когда министр Починок всерьез пообещал увеличить благосостояние этого (уходящего!), {465} безнадежно обнищавшего поколения на сорок процентов через 10 лет.)

Время показало, что не принимались в расчет и такие вопросы, как национальная психология, традиционный житейский уклад, верования и «табу», символы памяти и достоинства, тончайшие материи национального характера и поведения, многократно описанные литературой. Стихия реальной народной жизни, умноженная сюрпризами советского менталитета, захлестнула и поглотила старательно изготовленные предначертания. Оттого столько неожиданностей для самих реформаторов — неожиданная жестокость, незапланированная коррупция, непредусмотренная кровь. Оказалось, что капитализм, которым наполняется российская жизнь, требует от людей мер предосторожности, другими словами, цивилизованности. Это все равно, что без прививки войти в холерный барак. Чего советский человек никогда не имел, так это богатства, капитала, собственности. По этим видам человеческой деятельности мы имели сплошной иммунодефицит. С цивилизованностью тоже всегда были проблемы. А тут еще тонкую пленку культуры, духовности, которой мы так гордились, как языком слизнуло. И неизвестно, как ее восстанавливать. Одним словом, наше постсоветское общество дегуманизировалось. Человек так и не стал мерой всех вещей.

Возможность такого оборота событий тревожила демократически ориентированных писателей еще на раннем этапе реформ, но надо признаться, что воображение у наших оппонентов в предощущении всего этого было богаче.

Вместе с обществом в новое качество вступила и литература. Писательский труд перестал быть «частью общепролетарского дела», а стал личным уделом каждого пишущего. Творец отныне, за небольшим исключением, стал и автором, и цензором, и критиком, и проводником своего «единственно верного метода», а часто и единственным читателем своих сочинений. Одним словом, сам вершит свою судьбу. Общественный престиж его невысок, не в последнюю очередь по причине раскола. Государство отказалось возобновлять для писателей прежний протекционизм. Во-первых, потому что это не по закону, а во-вторых, писателем ныне называет себя всякий кому не лень.

{466} Казалось бы, десять лет суровой действительности должны были сблизить позиции «демократов» и «патриотов». За эти годы не один раз по обе стороны «баррикады» возникала ностальгия по былому писательскому единству, по крепкой и авторитетной организации, способной защитить профессиональные права членов союза. Из особняка на Комсомольском проспекте нет?нет да и поступали призывы смирить гордыню. Но, как ни смиряй, не уходит из виду нависшая над особняком тень лидера КПРФ или внутреннее, сакральное родство этой писательской организации с программой газеты «Завтра».

Писательский союз раскололся задолго до развала Советского Союза, как мы видели, еще на 6?м российском пленуме в 1989 году. Значит, в нем самом накопилась энергия распада и никто в этом не виноват. Разве только те, кто в начале тридцатых годов пренебрег многообразием художественных и иных устремлений и сколотил это противоестественное создание. А затем, в восьмидесятых, натравливал писателей друг на друга в борьбе за власть и личное преуспеяние, которое было возможно только при старом порядке вещей. Прямые следствия тех событий мы сегодня без труда находим вокруг себя, и бывает полезно взглянуть на них с позиций фактов и коллизий недавней истории.

Но вот что интересно, Союз писателей Швеции, например, никто насильно не сколачивал, а он един и нерушим, хотя объединяет людей разных взглядов и пишущих на двух языках: шведском и финском. Еще до круиза мы побывали как-то на его общем собрании. Обсуждался важный, показавшийся нам странным вопрос: как убедить правительство повысить сумму отчислений, которую оно выплачивает писателю за его каждую, востребованную читателем библиотечную книгу.

А через год нас пригласили на празднование его столетия. В честь писателей своего государства король дал торжественный обед на восемьсот персон. По правую руку от него сидела Астрид Линдгрен.

Кто знает, может быть, придет час, и российские писатели тоже усядутся за один торжественный стол во главе с президентом России. Кто будет сидеть у него по правую руку? Как кто? Конечно, {467} Владимирович Михалков. Сегодня и он в качестве главы Содружества писательских союзов (стран СНГ) призывает к единству. Но надо признать, что пока на Комсомольском проспекте присуждают литературные премии Караджичу и Милошевичу, а слово «еврей» употребляют не иначе как бранное, оснований для воссоединения нет. Членство в каком-то новом объединенном союзе дело ведь сугубо добровольное и возможно исключительно по личному заявлению писателя. Так что не исключено, что российские писатели обречены на долгую жизнь врозь несмотря на благие пожелания спохватившихся руководителей.

2002