Зима тревоги - 1

Зима тревоги

Осенью 1991?го вместо Союза писателей СССР было образовано Содружество союзов писателей со штаб-квартирой на Поварской. А зимою был учрежден Союз российских писателей, альтернативный Союзу писателей России во главе с Романовым (читай — с Бондаревым и Михалковым). В осуществлении этих проектов была и наша доля усилий: бесконечные поездки {437} в Москву на оргкомитеты, работа над уставом, а в дальнейшем участие в выборных органах. В новый союз подали заявления и были приняты около 350 петербургских писателей.

В эти дни закручивалась крупная правовая интрига вокруг писательской собственности, растянувшаяся в дальнейшем на многие годы, — с апелляциями к правительству, с привлечением «омоновцев», с заменой замков и сжиганием чучел — не завершившаяся и по сей день. Меня с самого начала отталкивала эта московская междоусобица, в которой уже прочитывались не столько идейные противоречия, сколько групповые амбиции, личные счеты, а иногда и корысть. Привыкнув к безотказной и часто самоотверженной работе членов нашей питерской команды, я с недоумением воспринимал непробиваемый индивидуализм некоторых своих московских партнеров, еще накануне ярко вещавших с трибуны. Один опоздает на важное совещание («Ты что, не мог встать пораньше? — А я всегда так встаю».), другой не откажет себе в самый важный момент сыграть партию на бильярде, третий, заварив крупное дело и взбудоражив людей, вдруг на следующее утро неожиданно для всех окажется в Нью-Йорке да еще смертельно обидится и бросит дело, когда его упрекнут. Поэтому я не слишком удивился, когда демократические лидеры стали попрекать друг друга числом зарубежных поездок, совершенных за казенный счет. Понять, что там, в «доме Ростовых», творится, нам в Петербурге было затруднительно. Мы подписывали какие-то письма вместе с москвичами, однажды я даже был участником визита группы писателей в «Белый дом», к Филатову, только заступившему тогда на пост главы ельцинской администрации. Но для «глубокого погружения» в эти проблемы надо было жить в Москве.

Еще в большей растерянности находились, вероятно, писатели других городов, решившие примкнуть к новому союзу. Тогда их было не так много, потому что в отличие от нас, петербуржцев и москвичей, разрыв с местной организацией сулил для каждого уйму лишений. Это сейчас, когда чуть ли не в шестидесяти областях работают полноценные альтернативные союзы, имеющие и издательства, и альманахи, и признание местных властей, независимость их стала неоспоримым фактом. А тогда это была просто жертвенная самоизоляция. Мне казалось, что их нельзя {438} бросать, надо морально поддержать, помочь организоваться. Но тут оказывалось, что нет денег даже на почтовые расходы. (Куда исчезли немалые суммы бюджета, хранившиеся, как оказалось, не в Москве, а почему-то в одном из частных банков Узбекистана? Молодой чекист, ведавший после ухода Верченко нашими организационными и финансовыми делами, успел на другое утро после ликвидации союза опустошить сейф, а на все вопросы отвечал невнятно. Разобраться в этой проблеме было просто некому.)

Я и по сей день не могу понять, почему лидеры нового демократического союза, имея в своих рядах самых влиятельных писателей страны, а под боком — демократическое правительство, так и продолжают ютиться на задворках других литературных организаций, так и не смогли добиться для своих членов равных имущественных, финансовых и социальных прав. (Чего стоит одна «слезница» Риммы Казаковой, опубликованная «Литературной газетой» (№ 9 – 2002 г.) в адрес все того же Сергея Михалкова, ставшего ныне хозяином «дома Ростовых» на Поварской. От имени полутора тысяч писателей Москвы она умоляет выделить в особняке хотя бы еще одну комнату «от ваших щедрот».) А нынешние шумные вспышки писательской активности вокруг литфонда, подозреваю, имеют в подоплеке весьма локальный вопрос — приватизацию переделкинских дач.