Рукопись в столе - 2

Между тем Союз писателей России пригласил нас на свой 6?й пленум. Повестка вроде бы была созвучна нашим насущным заботам: «Настоящее и будущее книгоиздательского дела в России и состояние литературно-художественных журналов Союза писателей РСФСР».

Забегая немного вперед, надо сказать, что если истинные проблемы российского книгоиздания и книжного рынка и были {347} известны устроителям пленума, то не в их интересах было публично в них разбираться. Мы и сами узнали о них в беспощадной конкретике цифр не на пленуме, а после него, из материалов ведущего специалиста Центрального коллектора научных библиотек Т. Жучковой («Книжное обозрение» № 9 – 1990). Пресловутый бумажный дефицит оказывается во многом создавался искусственно. 80 процентов книжной продукции основных литературных издательств читательским спросом не пользовалось. Значит, издавалось то и в таких количествах, что нужно было кому-то, кроме читателей. Вся эта принудительная номенклатура оседала в государственных библиотеках и на книжных складах. Один миллиард книг из пятимиллиардного библиотечного фонда страны не был ни разу (!) востребован читателем. Не хватало бумаги на талантливых молодых писателей, на замученных и забытых, на изгнанных в зарубежье, ждали своей очереди на издание в России Нобелевские лауреаты Солженицын и Бродский.

Но в те же 80?е годы нашлась бумага на два (!) собрания сочинений Юрия Бондарева. Кроме того, пять его книг были переизданы 70 раз тиражом около 20 млн. экземпляров! Мало того, за последние два года было выпущено еще шесть книг тиражом 850 тысяч. Но и это не все. За эти же годы вышло семь (!) книг о творчестве Юрия Бондарева тиражом более 300 тыс. экземпляров. Надо ли говорить, что все они пылились на складах. Единственная же в своем роде работа М. Чудаковой «Жизнеописание Михаила Булгакова» удостоилось лишь 50 тысяч и мгновенно исчезла с прилавков. В материалах были приведены не менее сенсационные сведения об аппетитах других «корифеев» российского секретариата — Анатолия Иванова, Петра Проскурина, Егора Исаева, того же Сергея Воронина, хотя они могли бы быть еще более внушительными, упомяни автор о тиражах Сергея Михалкова, Михаила Алексеева, Анатолия Алексина, Анатолия Софронова и других «генералов».

(Много позже один автор писал: «В Советском Союзе дух капитализма зародился, вернее, возродился в литературе, в фигуре литератора — кустаря-одиночки и в миллионных тиражах советского маскульта. Психология дельца, человека с деньгами возродилась в сладкой жизни советского литератора». (Б. Парамонов. То, чего не было. «Звезда» 1998 – 10). И это не такое уж преувеличение. {348} Разумеется, речь идет о весьма узком круге литераторов, сомкнувшихся с властью в заповеднике партийно-советской номенклатуры, где, пользуясь положением, можно было многократно умножить свой капитал. Беззастенчивое стяжательство, как и во всяком капитализме, проходило по тонкой кромке закона и беззакония, но уж конечно, находилось в вопиющем противоречии с теми жупелами «вещизма», «накопительства», «бездуховности», которыми они в своих сочинениях стращали народ. Здесь знали, как заставить печатать тебя от Владивостока до Бреста, переводить на все языки мира, заставить о себе говорить. Надежно скрытые от общественного внимания, здесь были свои финансовые «схемы», позволявшие избегать потерь за переиздание, система «бартера» и «отката», методика распределения валютных средств, выделявшихся Союзу писателей государством, исчерпывающе продуманное освоение возможностей Литфонда, ежегодных государственных премий, не говоря уже об использовании широких льгот, предоставляемых партией своей номенклатуре, а также депутатских привилегий.)

Понятно, что эта каста с пеной у рта защищала и отстаивала старый порядок вещей. Дело в том, что за последние годы некие «мародеры перестройки» «цивилизованные варвары» попытались ревизовать установившуюся шкалу ценностей в русской литературе, посягнули на авторитеты и репутации, вытащили со свалки истории другие имена. В воздухе запахло такими понятиями, как «свобода слова», «свобода творческого самовыражения», «профессиональная независимость издательского коллектива», «невмешательство учредителей» и даже «отмена цензуры». Издатели и главные редакторы журналов на глазах отбивались от рук. Надо было что-то немедленно делать, чтобы переломить опасную тенденцию.

Красноречивее всех эту тревогу выразил Петр Проскурин в газете «Правда» еще в 1987 году. В частности, он писал: «А тут еще наши толстые и тонкие литературные журналы наперебой бросились отыскивать и публиковать произведения прежних десятилетий, по тем или иным причинам не увидевшие свет или ранее напечатанные на Западе. Чаще всего они возвращают читателя к давно отшумевшей жизни… Ведь эти давние, приглушенные целыми эпохами в свою очередь отшумевших страстей, катаклизмов, свершений и поражений голоса {349} все-таки принадлежат прошлому. Попытки вписать их в непрерывный живой литературный процесс, в контекст современности — хотим мы того или нет — не только замедляют течение этого процесса, но и вносят в него запашок некоего литературного некрофильства».

А Юрий Бондарев бил тревогу в своей, одному ему присущей манере: «Как собрать осколки разбитого зеркала искусства, как склеить их, чтобы вновь была увидена сцена жизни, большой и маленький человек, играющий свою грустную и смешную пьесу бытия, а не роль сексуального манекена в убогом стриптизе и порнокартинах, пропахших нечистой постелью, где изображает сложность жизни голая мужская натура, бледные бедра героинь, руки, классически запущенные в трусы и под юбки…» («Советская Россия», 25.03.90).

Для «склеивания зеркала» принимались и конкретные меры. Накануне пленума мы получили копию письма за подписью Михалкова, адресованного Совету министров РСФСР. Российский союз писателей предлагал ни много ни мало как сконцентрировать в его руках несметные издательские возможности в виде «единого самостоятельного журнально-издательского комплекса». В него должны были войти центральные издательства «Современник» и «Детская литература», журналы «Москва», «Октябрь», «Наш современник», «Нева», еженедельник «Литературная Россия». Ну, и разумеется, полиграфические предприятия и даже целлюлозно-бумажные. Мы ответили, что не считаем полезным увеличивать существующую государственно-партийную монополию на издательское дело еще одной, сосредоточенной в руках СП РСФСР. Напротив, надо децентрализовать эту работу, поддержав рождение новых журналов и издательств на местах, дать им самостоятельность, свободу действий с учетом местных условий и интересов. (К слову сказать, под шумок этот проект был включен в проект постановления пленума и утвержден, хотя в дискуссии о нем не проронили ни звука.)