3 августа.
31-го я уехал во Франкфурт к Грюнбергу.
Первый раз познакомился с вежливостью пруссаков. Вот противный народ! Недаром весь мир их ненавидит. Туда, по дороге во Франкфурт, около меня сидели два человека: молодой и старый. Молодой был месяц у своей невесты. Восхищался, как теленок, всем на свете. Проповедовал Толстого. Старик его поддерживал. Я сидел все время молча, не обмолвился ни словом. Сидели еще жирные немки, которые все время жрали. Противно все было до ужаса. Только ребенок у них ничего.
Я по дороге думал о людской глупости, которая, действительно, не поддается описанию. Человечество — единственный вид животных, который казнит своих благодетелей и воздвигает памятники своим палачам. Серьезному человеку нечего делиться с окружающими ни радостью, ни горем, как нельзя взрослому делиться с детьми.
Приехал во Франкфурт, взял гостиницу, выпил кофе, лег спать. Встал в час, пошел к Грюнбергу: он — в Вене. Его заместитель обещал, что он нам все устроит, то есть даст удостоверение, что работали у него. Поговорил с Р[о]з[итом] по телефону, заплатил за это 19 марок.
Осматривал институт. Там встретился с Паулой Лифшиц — одним из тех многочисленных, особенно среди евреев, несчастных созданий, которые [с] войной и революцией остались без почвы и пристанища. Дура, я бы на ее месте поехал в Палестину. А красива ведь она когда-то была! Теперь все улетучилось! Гулял с ней, ее родственником, ее братом долго.
Вечером был с компанией из института в театре, видел борьбу. Француз и голландец борются вежливо, немцы же — как волы. Потом был приглашен к Зорге, не пошел. Отправился в гостиницу, лег спать и спал до утра.
Франкфурт — город красивый, пахнет средневековьем, как и Прага. Видел церковь св. Павла, был на площади. Видел «дом», двор — 5 «пальцев» — с пятью узенькими-узенькими переулками. Видел ратушу, присутствовал на панихиде по жертвам мировой войны.
На другой день опять был в институте, разговаривал с Розитом по телефону, написал письмо Грюнбергу. Ушел, встретился с Паулой. Пошел в гостиницу, расплатился, взял билет и уехал. За 20 минут до отхода поезда я вышел из института и все успел. Хотя поезд опоздал, и я все равно мог успеть, но я прибыл по расписанию, точно до секунд, [ко времени] отхода поезда.
Обратная дорога была приятнее — светло, видел разные развалины древних замков, видел Тюрингенский лес, но люди были такие же противные пруссаки. Они всю дорогу квакали. Поезд опоздал на час, и в час ночи я был у своей квартиры в Вильмерсдорф и бросился в постель.
Писем не было никаких. С приездом Л. ничего, значит, не выходит.
Свободное копирование
