5 июля.
Так много чувств внутренних, искренних, интимных, которые я никому рассказать не могу, ни с кем делиться не могу. Доверить их можно только дневнику.
Сидел сегодня в Staatsbibliothek. Нашел книжку о Курляндии, читал о событиях Пильтена. Стало оживать детство, милое детство, места, где я играл мальчиком, где прятался от отца и где в одиночестве дни, недели, месяцы, годы проводил в раздумьях, в мечтах, в детских, но уже серьезных заботах, где я купался и плавал, радовался и праздновал субботу и пасху, философствовал и вольнодумствовал, страдал и наслаждался до 14 лет от роду! Что вся остальная жизнь! Загаженная, исковерканная людьми и судьбой эпоха, которая меня сделала опытнее, но не умнее и не счастливее. С тех пор, как я первый раз покинул родительский дом для поездки в Ковно, я уже себе покоя не нашел. Странствую по миру, без дома, без пристанища и без друзей! Внутренне одинокий... Да, изменилась Курляндия, изменился Пильтен! Бури и вихри истории не оставили камня на камне от всего, что было раньше. В неприкосновенности — и то навряд ли — осталось только кладбище еврейское. К лучшему ли все изменилось или к худшему?
Зато вторая родина моя, то есть первая и настоящая, — П[а]л[естина] — развивается. Удивляюсь моему отцу: почему туда не едут? Если бы я умел свои чувства так живо излагать, как переживать, я бы затмил всех проповедников возрождения, и Ге[рц]ля в том числе. О, счастливые [палестинцы]. Только жаль, нет единства у нас. Вот, сегодня прочел об убийстве Наапа — какая глупая и отвратительная вещь! А все-таки я уверен — мы доведем дело до конца. Немыслимо, чтобы, когда латыши и якуты добились национального существования, мы бы этого не добились!
А в Р[оссийской] Ф[едерации] — неурожай. Кажется, там события примут другое направление. Безумие чисток, и парт[йных], и ак[адемических], прекратится. Но как бы то ни было, я не верю в дальнейшее продолжительное существование птицегонов. Фашизм в Италии доказал: или в С[оветском] С[оюзе] все должно измениться на иной лад или в Р[оссийской] Р[еспублике] неминуем Kladderadatsch. Я в этом убежден. А между тем первое мне кажется невозможным.
Погода стоит неплохая. Прошлую ночь была гроза. Чувствую себя, в общем, неважно. Глаза болят, харкаю, болит нос. От Л. получил два письма. Но письма с сообщением о получении ею визы не получил. Едет ли она или нет? Кто знает. Иногда хочется, чтобы приехала; иногда же боюсь нарушения одиночества. У нее ведь никого нет. Мне не даст и шагу сделать. Увидим.
С хозяйкой счеты покончил. Благодаря единодушию всех жильцов удалось ей никакого повышения не платить. Заплатил 57 марок, включая электричество, газ, белье постельное и налоги, и условился в случае приезда Л. платить ей 67, то есть на 10 марок больше.
С Р[о]з[итом] и остальной братвой не видался всю неделю. Вчера вечером только, когда был у Гаяне — хотел найти какую-то справку в XVI томе Ленина, — встретил его: Р[о]з[ит] был очень приветлив, но я холоден. Сегодня был там опять. Опять встретились, но уже оба были холодны. Мерзавец!
Все время работал понемногу в библиотеке и корректировал свою работу. Немецкое знакомство, по всей вероятности, большого развития не получит. Вчера я должен был у них докладывать о Ленине. Нашелся другой докладчик, я этому рад. Только пропустил семинарий Зомбарта из-за них. Этому я не рад. Сегодня не видались. Вообще надо пореже с ними видаться. Лучше вначале холоднее, чем потом разочарование.
Хохмес — переоценка ценностей: Почти всегда, когда люди плачут об убитом, умершем, погибшем чужом, мне это кажется смешным. И самым лучшим произведением, трактующим это, мне кажется «Курган» Толстого. Бесконечно много лжи, лицемерия, глупости, искусственности в каждом таком оплакивании.
Надо непременно завтра сделать следующее: пересмотреть корректуру, написать в «Правду», гулять! В ближайшие дни надо написать А[нне], Маре и домой.
М[аня] не пишет. Она или очень больна, если не умерла, или ее вычистили из партии, или вышла замуж! За одну из этих вещей ручаюсь! А умная и красивая девушка она!
Визы все еще не готовы, хотя налог давно снят. Уже четыре дня тому назад. За иностранцами в Германии стали ухаживать усиленно. Боятся лишиться дохода с них.
Свободное копирование
