18 июня.
Сегодня утром как будто харкнул кровью. Писем нет. Тревожиться перестал, но полон злобы на Л.
Работал в библиотеке. К[аплинский] взял работу из торгпредства, был у него сегодня. Он, по-моему, на пороге чуть ли не смерти.
Сл[епков] и Аст[ров] — делегаты на конгрессе Коминтерна, Р[а]д[е]к[а] — нет. Хороши твои дела Господь в Сионе. Когда, наконец, троица сломает себе шею?
В газетах большое извещение о бальзамировании Ильича... О, боже! Мощи!
В шесть часов вечера, вернувшись из библиотеки, взял письмо Фриды, чтобы его прочесть и порвать потом. Начал читать, стало смешно. Она пишет с такими преувеличениями, что я невольно стал настроен юмористически. Но вот два-три выражения — крик несчастной больной одинокой души: «Ты был единственный, который меня поздравил с днем рождения». «Как часто твои письма помогают мне пережить тоску одиночества». Я заплакал и долго-долго обливался слезами. Бедная Фридочка! Бедная Аннушка! Бедные мои родные. Давно уж, очень давно, я так не плакал. Кажется, десятилетия целые.