Как меня приняли за дворянина

Летом 1943 года меня с фронта вызвали в Москву на совещание в Главное управление связи Советской армии.
В радиороте корпусного батальона связи служил старший лейтенант Сорокин Юрий, родом из Москвы, где он и жил до самой войны с родителями и бабушкой. Я решил взять его с собой, чтобы дать ему возможность повидаться с семьей, справедливо полагая, что вторично такая возможность вряд ли у него появится до конца войны.
На другой день после приезда в Москву Юрий пришёл утром ко мне и сказал, что его родители приглашают меня на обед.
- Пожалуйста, приходите, - сказал он, - они очень хотят с Вами познакомиться, не огорчайте их отказом.
Я обещал прийти и записал адрес. Жил он в районе парка «Сокольники».
Встретили меня очень радушно и тут же усадили за стол. Отец Юры работал в отделе снабжения Главсевморпути, и, естественно, харчи соответствовали служебному положению хозяина.
Разговоры за обедом затянулись до ужина и продолжились еще некоторое время. Когда же я собрался уходить, был уже час ночи.
- Иосиф Ефимович, - сказал Юрин отец, - метро уже закрыто, а такси в нашем районе в это время поймать практически невозможно. Оставайтесь у нас, переночуете, а утром после завтрака и поедете по своим делам. Квартира у нас большая и спать Вы будете в отдельной комнате.
Я согласился. Из комнаты, в которой я спал, была дверь в столовую.
Утром, когда я проснулся, то невольно услышал разговор Юры с бабушкой.
- Тебе, Юра, повезло, - сказала бабушка, - что начальник у тебя благородный человек.
- Что значит благородный? - спросил Юра.
- А благородный, - пояснила бабушка, - это значит, что он потомственный дворянин из военного сословия.
- С чего это Вы взяли? - удивился Юрий.
- Ни с чего, а сразу видно, - ответила бабушка, - и как форму носит, и как держит себя и как к ручке подходит. Благородного человека видно сразу. Не то, что нынешние скороспелые офицерики, чистые фармазоны.
- Да Вы, бабушка, ошиблись, - сказал Юрий, посмеиваясь, - Иосиф Ефимович военным стал только с начала войны, а дворянином он не может быть, потому что он еврей.
- Ну, вконец заврался, паскудник, - рассердилась бабушка, - если будешь мне перечить, то не посмотрю, что офицером стал, а нарву уши, тогда будешь знать, как себя вести со старшими.
В этой ситуации я счёл благоразумным не обнаруживать, что я был свидетелем этого разговора.