Сколько дней я ждала в непрерывном страхе, точно сейчас не вспомню, но 27 мая к вечеру под окном у меня опять появился Володя Красюк и сообщил, что на следующий день, 28 мая, к 12 часам я должна быть на Малой сцене для экзамена. У меня тут же от страха сел голос, и я стала сипеть. Володя сказал, что решили (кто — я не спрашивала) показывать сцену Флены и Самоквасова и потом читать, что прикажут. Сказав, что он за мной заедет, Красюк убежал.
В доме началась паника (к тому времени мне из папиных черных брюк и старого серого пиджака соорудили платье — довольно приличное, по тогдашней моде — длинное, как теперь называют, «миди», с белым воротником и манжетами), мытье головы и почти бессонная ночь.
Утром зашел Володя, и мы отправились. Малая сцена — чудесный, старинный особняк, приспособленный под театр. Широкая деревянная лестница в два марша, а внизу у лестницы — деревянный рундук, совсем как в Леонтьевском, только меньше. Володя побежал наверх и скоро вернулся, сказав, что идет просмотр самостоятельных работ молодых артистов Художественного театра, а после окончания будут слушать меня.
Сколько мы сидели на этом рундуке в ожидании — не знаю, казалось, целую вечность. Но вот послышался говор, смех — по лестнице спускалась довольно большая группа нарядно одетых молодых людей, актрисы — в крепдешине, в лакированных туфлях, кто-то был узнаваем, но я сидела в остолбенении.
И в этот момент, перегнувшись с верхней площадки, Евгений Васильевич Калужский (я его узнала По «Турбиным») произнес: «Софья Станиславовна, пожалуйста, сюда». Господи! Артисты замолчали, остановились и, отступив, дали мне дорогу. И я пошла. Красюка многие знали. Он был свой, из вспомогательного состава. Его о чем-то спросили и тут же повернули за нами наверх.
В дверях одного из фойе нас встретил мужчина с военной выправкой. Хлопнув Володю по плечу, с полупоклоном сказал мне: «Просим подождать здесь, идет обсуждение, я за вами приду». (Это был один из лучших помощников режиссера — Сергей Петрович Успенский, в прошлом офицер царской армии. Впоследствии мы с мужем дружили с ним.) Через какое-то время он вернулся: «Прошу пройти за мной. Что приготовить из мебели?» Вошли в самое большое фойе Малой сцены, и я увидела у противоположной стены два ряда кресел. Постепенно они стали заполняться. Здесь были почти все «старики», только без Константина Сергеевича и Владимира Ивановича. А также большая группа актеров, которые встретились нам на лестнице.
Довольно скоро вошел пожилой плотный человек с головой патриция. Сдержанный гул смолк.
Для нас поставили два стула рядом — как на эшафоте. С. П. Успенский шепнул мне: «Подойдите, это Василий Григорьевич Сахновский». Я двинулась к нему, не помня себя, и услышала барственный голос: «Благоволите назвать, что вы нам покажете». Ответил за меня Володя. И Сахновский молвил: «Прошу».
Что я делала в сцене свидания Флены с Самоквасовым, я сейчас сказать не смогу, все помнится как в тумане. Кончили. Я жду: сейчас велят стихи читать. И вдруг слышу: «Благоволите завтра в двенадцать часов быть в конторе Федора Николаевича для встречи с Евгением Васильевичем Калужским — за ответом». «А читать?» — спросил Володя. «Не надо. Завтра в двенадцать. Благодарю». И Успенский вывел нас из зала.
Мы вышли на площадь с памятником Свободы, где сейчас стоит Долгорукий, и поплелись в Леонтьевский к Зинаиде Сергеевне, Она была заметно взволнована, подробно расспрашивала. Отвечал Володя, а я еле сдерживала слезы и меня слегка мутило.
Рассказ Красюка Зинаида Сергеевна слушала очень внимательно. Когда мы уходили, она сказала: «Завтра сразу приходите ко мне». И мы опять поплелись — на «Аннушку» и ко мне домой, там Красюк сдал меня маме.
Замечательный был человек — мой партнер Володя Красюк! Он был так внимателен и заботлив, так поддерживал меня во время всех моих испытаний! Года через три Володя умер от туберкулеза, как многие из Алексеевых. Умирал очень тяжело, но кротко, все о себе зная. Светлая ему память. Слава Богу, что его мать, Анна Сергеевна Штекер, умерла внезапно — во сне, не дожив до кончины своего любимого сына.
Жил Володя с матерью и сестрой Людмилой, о которой я уже рассказывала, в Брюсовском переулке, в доме наших «стариков», где сейчас мемориальные доски В. И. Качалову, Л. М. Леонидову и Е. В. Гельцер. Одну из квартир этого дома Константин Сергеевич предназначал дочери Кире Фальк, которая долго жила с дочкой Килялей во Франции, и вот временно эту квартиру отдали Штекерам. Беспорядок в квартире был отчаянный: например, почему-то абажур заменял старый зонтик, два стула всегда лежали кверху ножками на секретере и т. п.
Я довольно хорошо знала всю эту семью и даже бывала на даче в знаменитой Любимовке. В то время некоторые из Алексеевых еще переезжали на лето в Любимовку, в большой барский дом с несколькими террасами и двумя галереями, которые оканчивались флигелями. На даче справляли именины Володи, кажется, в 1930 году, и я тоже была приглашена. Хорошо помню «кукушку» — маленький паровозик, ходивший по одноколейке и довозивший до Любимовки.
Свободное копирование
