Когда ответственные сотрудники ленинградского обкома партии давали мне попять, что есть особая «еврейская» группа поэтов-переводчиков, чуждая России и русскому языку, они рассуждали вполне в духе времени, и Алексей Марков энергично выражал их мнение в своих расистских виршах. Недаром его стихотворение напечатано, а многочисленные ответы на него остались в Самиздате, чтобы позднее перейти в Тамиздат. В 1968 году, когда разгорелось мое «дело о фразе», еврейский вопрос встал особенно остро. Официальная советская печать утверждала, что зачинщики «пражской ереси» — сионисты: Гольдштюкер, Кригель... Теперь известно, что член Политбюро П. Шелест во время встречи в Черне-над-Тисой кричал на старого коммуниста доктора Кригеля: «Галицийский жид!» И что другие советские участники «беседы» его поддерживали.
Я стыжусь за себя — я ничего не сказал обкомовцам, хотя понял, чтб они имели в виду под «одной группой», якобы превозносимой мною «за счет другой»; ничего не сказал — и как бы пошел на компромисс с ними.
Да, мне стыдно вспоминать о таких даже внутренних уступках, а уж тем более о внешних, потому что в конце этой беседы в Смольном, которую я здесь передаю, я согласился написать «самокритическое» заявление, адресованное бюро обкома. Вот его текст:
Уважаемые товарищи!
Зная, что 22 октября на бюро обкома состоится обсуждение вопроса, связанного с составленной мною книгой «Мастера русского стихотворного перевода» (Библиотека поэта), считаю своим долгом заявить следующее:
Во вступительной статье к этой книге, в заключительном абзаце статьи, мною допущена неверная характеристика развития советской поэзии. Я отдаю себе отчет в том, что фраза о поэтах, которые не могли «высказать себя до конца в оригинальном творчестве» и потому стали профессиональными переводчиками, объективно звучит как политически ошибочная. Она формулирована так неточно и с такой степенью обобщенности, что могла создать ложную картину развития советской литературы и дезинформировать читателя — если бы книга в таком виде вышла в свет.
Я не имел в виду делать далеко идущие политические выводы. Однако я сознаю, что, каковы бы ни были мои первоначальные намерения, мною допущена серьезная ошибка, за которую я должен нести ответственность.
19 октября 1968
Если я здесь, в этой книге, решаюсь привести свое постыдно компромиссное заявление, то делаю это по двум причинам: во-первых, чтобы быть честным и не идеализировать степень моей устойчивости; во-вторых, чтобы читатель осознал, до каких глубин позора, до какой рабской зависимости доведен у нас всякий человек. И в особенности литератор.