Когда-то Карл Маркс, перефразируя Гегеля, обмолвился, будто в истории все повторяется дважды: один раз как трагедия, другой раз — как фарс. Наш опыт свидетельствовал об ином: повторение оказывается новой, еще более страшной трагедией. И, слушая раскаленные инвективы Виктора Гюго, наши современники осмыслят их по-своему. Так же, как умеют они по-своему воспринимать и горько-иронические раздумья Пушкина, для маскировки приписанные русским поэтом итальянцу Пиндемонти:
Недорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги,
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это, видите ль, слова, слова, слова.
Иные, лучшие мне дороги права;
Иная, лучшая потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи...
Пушкин по-своему читал «Гамлета» (...слова, слова, слова), мы читаем по-своему Пушкина. Это закономерно и неизбежно. Понимать советских людей значит, помимо прочего, уметь их глазами читать великую литературу прошлого. И нет удивительного в том, что польские власти в недавнем прошлом запрещали ставить «Дзяды» Мицкевича: поэма, созданная полтора столетия назад, звучала слишком актуально; поляки читали (а тем более — слушали в театре) стихи своего национального поэта как современное обвинение колонизаторов, продолжающих порабощение и разграбление Польши:
Быть может, золотом иль чином ослеплен,
Иной из вас, друзья, наказан небом строже:
Быть может, разум, честь и совесть продал он
За ласку щедрую царя или вельможи.
Иль, деспота воспев подкупленным пером,
Позорно предает былых друзей злословью,
Иль в Польше тешится награбленным добром,
Кичась насильями, и казнями, и кровью...
(Русским друзьям. 1832. Перевод В. Левика)
Заигрывать с читателями, навязывая им аллюзии, подмигивать студентам, вызывая у них политические ассоциации, — все это недостойно, да и не нужно. Советские люди умеют читать, умеют и слушать.