Мне лично переход от мирной штатской жизни к участию в войне тоже дался нелегко, хотя антиимпериалистом я никогда не был. При всем своем преклонении перед гением Толстого-писателя я уже в гимназические годы считал изрядной нелепостью проповедуемое им непротивление злу насилием.
Мой; покойный ныне, отец уже во времена большевистского владычества стал смотреть на войну как на явление имманентное человеческой природе, отвергать которое бесполезно и безнадежно. С юношеских лет и почти до смерти он, как и его братья, был убежденным пацифистом.
"Матери ненавидят войну... "Bella matribus detestate". Моя мама не была исключением, но у нее глубокий, почти религиозный, всепроникающий патриотизм был сильнее отвращения к войне и страха за детей. Впрочем, на одно мгновение и отец, казалось, переменил свои взгляды. В нем, горячем, впечатлительном человеке, заговорили другие чувства. Уже почти двадцать лет прошло с того вечера, а помню его до мелочей. Отец разбудил меня и сказал взволнованным и торжественным голосом: -- Ну, Коля, событие. Германия объявила нам войну.
Помолчал, посмотрел на меня и сказал то, чего я совсем не ожидал: -- Тебе двадцать лет... Не поступишь ли ты добровольцем?
Потом улыбнулся и припомнил стих Горация: -- Dulace et decorum est pro patria mori... (Счастлива и благородна смерть за родину).
Скажи я в тот момент, что хочу, я бы уже, вероятно, недель через шесть попал бы в бой. Но восемнадцатого июля 1914 года я ничего не сказал. Очень интересовался событиями, но, казалось, что война сама по себе, а я, студент первого курса Естественного факультета и автор статейки "К фауне Macrolepidoptera Подолии", сам по себе. И совсем не хотелось mori даже pro patria.
Через полтора месяца мы, пожив в Виннице, куда был эвакуирован окружной суд, -- отец был членом суда, -- опять вернулись в Каменец-Подольск. Прежде всего пошел смотреть "следы боев". В городе их было немного. Несколько легких шрапнелей попали в здание мужской гимназии. Поцарапали штукатурку. Выбили несколько стекол. Сторожа показали мне подобранные во дворе стаканы с медными поясками, круглые, черные пули. Я представил себе, как летают в воздухе эти тяжелые стальные штуки, как они визжат и убивают людей. Еще раз подумал про себя: -- Нет, я не способен... Надо быть героем...
Потом, много позже, оказалось, что привыкнуть совсем нетрудно... и не только к трехдюймовкам.
Свободное копирование
