Только вторые сутки как я в дороге, но уже чувствую себя изнурённым не только душевно, но и физически; я стал чужой себе и ненужный окружающим. Бесконечно томительно и смятенно, когда закапываются мирные добродетели и рушатся кумиры.
    То, что вчера ещё считалось таким прекрасным и важным, приходится сгрести в узел и задвинуть в забытый угол или же выбросить вон за окно вагона. Солдаты и пушки по-новому перестраивают и совесть, и логику, и отношение к людям, и сам собой отпадает дорогой и покинутый мир...
    В сумерки, когда нарастает тревога под хаотический грохот поездов, невольно роднишься с теплушками. На глухом полустанке вместе с нами дожидался отправки эшелон кавалерии. Смеркалось. Вдали белели кресты на кладбище. Прямо против меня, у раскрытой настежь теплушки, глухо рыдала баба, провожавшая солдата, и причитала умоляющим голосом:
 
    - На кого покидаешь нас? Кем обуты-одеты будем? Кто нас приютит?..
    А из вагона под стук переступающих кованых ног лилась и плыла в мутном воздухе и рвала сердце горячая заунывная песня:
 
    То не тучка к месяцу прижимается -
    Слезы льёт жена, надрывается:
    - Ты вернись-вернись, сокол ясный мой.
    Я - что травушка, ты - как дуб лесной...
    - Брось, жена, рыданье понапрасное!
    Ты взойди-взойди, солнце красное,
    Кровь-войну пригрей да повысуши,
    Про житьё солдатское да повыслушай:
    Как и день идёшь, как и ночь бредёшь,
    Крест да ладанку на груди несёшь.
    Не унять в груди рану жгучую,
    Не избыть судьбу неминучую.
    А как всем людям здесь судьба одна,
    Как судьба одна - смерть - страшна война...
    Пение кончилось. Стало тихо. Понуро стояли лошади, уткнув морды в кормушки. И с тем же покорным унынием на лицах толпились у вагона солдаты и щеголеватые прапорщики.
 
    - Хорошая песня, - растроганным голосом сказал молоденький офицер.
 
    - Без песни солдату никак нельзя, - хором раздалось из толпы. И в несколько голосов дружно и весело прокатилось: - Служба весёлый дух любит.
 
    - Песню петь - Богу радеть.
 
    - Песня лучше радости греет...
    Из вагона, где только что пели, высунулся бородатый солдат и произнёс тоном хозяина отчётливо и наставительно:
 
 
    - Не от веселья поют. Утерял себя человек, найти не может, вот и хочет криком-песней тоску осилить.