Стояла ранняя осень. Липы уже были тронуты золотом. И это золото лип красиво переплеталось с глубокой зеленью обрамлявших город сосен и дубов старинного парка.
Дома в городе были удивительно красивы: с высокими мезонинами, узорными террасами и балконами. Улицы чистые, все в зелени. После грязной и пыльной Тулы Ораниенбаум казался мне каким-то сказочным городом.
Очень тянуло меня посмотреть старинный Китайский дворец, о котором много говорили. Дворец этот, по рассказам, был построен еще при Петре I Меншиковым.
Выйдя за город, я увидел величественные очертания дворца и быстро зашагал к нему.
Дворец находился в глубине старинного парка. Он стоял на возвышении. Перед ним раскинулась широкая поляна с прямыми желтыми дорожками и пышными благоухающими клумбами. Эту поляну-цветник обрамляли высокие деревья, такие же деревья окружали дворец могучей зеленой стеной.
На фоне темной зелени сада дворец казался ослепительно белым. Тонкая ажурная лепка придавала ему какую-то удивительную легкость.
Чистое лазурное небо, густая зелень дубов, белоснежное здание дворца, пестроцветный ковер поляны - все это, отражаясь в спокойных водах огромного пруда, создавало незабываемую картину.
Вдоволь насмотревшись издалека, я подошел ближе к дворцу. Окна были распахнуты, и я сумел рассмотреть роскошное убранство комнат, невиданную живопись на стенах, изумительной работы люстры и мебель.
- Неужели все это создано руками человека? - сказал я вслух.
- Да, мил человек, все это сделали люди, - услышал я за спиной хрипловатый старческий голос и невольно вздрогнул.
- Ты не бойся, я здешний сторож, - сказал, подходя ко мне, маленький, худенький старичок. - А ты отколь?
Я рассказал ему про себя.
- Так, - оказал старичок и протянул мне кисет. - Тульский, значит. Вот тут есть одна комната, так там какого только оружия нет! Посмотришь - глаза разбегаются! И сказывают, что все это оружие сделано тульскими мастерами. А дворец-то, сказывают, владимирцы строили, а мебель - вятские мастера. Все это наш брат сделал - крепостные русские люди.
Я еще раз посмотрел в окна и, попрощавшись со старичком, пошел к себе.
Полный новых впечатлений, шел я, не задумываясь над тем, куда ведет незнакомая дорога.
Меня обуревали мысли о виденном и о рассказанном сторожем. Я был глубоко растроган тем, что всю эту чудесную мебель, картины и люстры и весь дворец создали простые русские люди. Это вселяло в меня надежду, что и я, сын русского народа, сумею сделать что-то полезное, если буду упорно этого добиваться. Размышляя, я не заметил, как очутился на берегу Финского залива. Огромный синий, простор распахнулся передо мной неожиданно во всем своем величии и красоте.
Я невольно расправил плечи и, глубоко вдохнув свежий морской воздух, почувствовал прилив новых сил. С особенной страстью захотелось работать, творить, созидать.
«Нет, - решил я, - мне надо остаться здесь. Работать, учиться, совершенствовать свое мастерство».
На другой день я подыскал небольшую комнатку и, найдя на полигоне Филатова, заявил ему о своем желании остаться.
Написав большое письмо матери, я с волнением опустил в тот же почтовый ящик письмо Вере с предложением быть моей женой.
Я старался работать как можно больше, чтобы не оставалось времени для дум. Но что бы я ни делал: обтачивал ли деталь, сверлил ли, строгал ли - мысли мои были там, в Туле.
И вдруг я получил телеграмму:
«Выезжаю, встречай, твоя Вера».
Так началась моя новая жизнь в Ораниенбауме.
Свободное копирование
