11 января была свадьба великой княжны Марии Александровны. Получив билет на место в галерее салона, где должна была пройти императорская фамилия в церковь и обратно, я отправилась туда пораньше и очутилась среди избранной и разряженной, как на балу, публики.
Внизу колыхались человеческие волны, отливавшие шелком и бархатом дамских туалетов и блестевшие золотом и серебром военных и придворных мундиров, увешанных орденами и лентами.
Вдруг все замолкло и как бы замерло; придворные дамы выстроились в два ряда, показался церемониймейстер, а за ним государь с государыней. Царь имел вид серьезный и глубоко расстроганный, а государыня была такая бледная, худенькая и тщедушная, что я удивлялась, как она могла выносить тяжесть всех своих бриллиантов; она была ими осыпана с ног до головы на сумму, как говорил мне Николай, 28 миллионов франков.
За ними шли рядом, как солдаты в строю, четыре наследника тронов: России, Англии, Дании и Пруссии, а потом, в таком же порядке, шли три принцессы: галльская, милая и грациозная, как всегда; Дагмара, затмевавшая своей счастливой и пикантной красотой необычайную прелесть своего костюма, и третья принцесса Пр., возвышавшая по контрасту прелести первых двух.
Наконец появилась новобрачная под руку со своим молодым супругом, одетым в мундир русского моряка; на ней было платье из серебристой ткани с бархатным, обшитым горностаем шлейфом, который несли четыре камергера, а на голове блестела бриллиантовая корона, лучшая из всех, когда-либо виденных мною. Затем шли прочие великие князья, просто князья, сановники и посланники.
Я поспешила домой расспросить Николая о дальнейшем церемониале, но он от усталости едва мог говорить и только дал мне пропускной билет в большую Николаевскую залу посмотреть на обед.
Громадная зала вся была уставлена небольшими столами для дворянства и иностранных гостей, а над ними, в конце ее, в виде магического полукруга, блиставшего драгоценными камнями, крестами и орденами, возвышался императорский стол. Новобрачная сидела рядом с государем, ее супруг рядом с императрицей, а митрополит напротив государя.
Обеденные тосты перемежались пением и музыкой под неумолчный аккомпанемент звона тарелок, ножей и вилок. Я была близ Патти и с восхищением слушала ее пение.
Обед кончился скоро, как в разыгранной на сцене феерии. Что же касается бала, то он был такой же, каковы вообще русские дворцовые балы, самые блистательные, по отзывам иностранцев, из всех.
Празднества следовали за празднествами. Николай жаловался на усталость, а я была очарована всем виденным.
Незадолго до разъезда приглашенных явился император Франц-Иосиф скрепить примирение, начатое на венской выставке. Конечно, за кулисами этих официальных торжеств было множество других, на которых под влиянием вина, цыганского пения и женской красоты великие мира обращались в простых смертных. Но лучше не будем об этом говорить; все мы люди, все человеки!
Свободное копирование
