Тоска полярных пустынь!.. Я в полной мере ощутил ее, бродя по Якутской тундре, по отрогам Верхоянского Хребта.
Хребет этот является водоразделом: с одной его стороны течет Лена, с другой же - восточной - Яна. Она не столь велика, не так многоводна, как ее прославленная соседка. (В сибирской "речной мифологии" имя Яны не упоминается.) Но все же и она достаточно любопытна и своеобразна. И на редкость сурова.
Там есть, к примеру, городок Верхоянск; старинный, небольшой, сплошь деревянный, который знаменит тем, что в нем - в этой именно точке материка - находится "мировой полюс холода". (Теперь с ним, правда, начала конкурировать Антарктида, но ведь она - земля нелюдимая, нежилая…)
В Верхоянске действительно холода достигают невиданной силы! Ветер в эту долину почти не проникает, и воздух в ней застаивается, становится жестким, тяжелым. Здесь, если плюнешь, слюна мгновенно превращается в звонкую льдышку, а пар при дыхании - в колючую снежную пыль. Дышать таким воздухом трудно и опасно; рот непременно надо чем-нибудь прикрывать. Люди тут, все же, живут, но зверь из верхоянской долины уходит зимой. А птицы, залетев сюда невзначай, попадают в мертвую зону. Они словно бы вязнут в этом воздухе и падают на землю, ослепнув и закоченев. И неживые, застывшие их тела, при ударе раскалываются - как стеклянные.
Однако так - не везде. В низовьях Яны, за селом Казачьим погода, наоборот, переменчива, бурна, и ветры там порою бушуют неделями. И я видел, как встают над тундрой метельные смерчи, идут, упираясь в нависшие тучи, крутящиеся, шаткие, снеговые столбы.
А есть и вовсе гиблые места - пустынные, поросшие чахлым кустарничком, повитые серым гнилым туманом. В тех урочищах, под снегом таятся и дышат, незамерзающие болотные топи, именуемые в Сибири - зыбунами…
И вот там, на краю зыбуна, подруга моя - веснушчатая и сероглазая москвичка Нина - сказала однажды:
- Знаешь, а ведь экспедиция наша сворачивает работу…
- Уже?
- Ну, да. Зима пришла! Теперь нам делать здесь нечего.
- И когда же и как будут нас вывозить?
- Послезавтра… В Верхоянск придет большой транспортный самолет и заберет всех сразу.
- Значит - в Москву! - сказал я, не в силах сдержать улыбки, - наконец-то…
- Да, но понимаешь ли, - медленно, запинаясь, проговорила она, - тут вот какое дело… Боюсь, милый, тебя в этот рейс могут не взять. Даже наверняка - не возьмут.
- Как так? - дернулся я, - почему?
- Ну, потому, что ты - человек случайный, посторонний. В кадровых списках экспедиции твое имя не числится… Ах, я уже разговаривала с начальником; спорила, упрашивала. Но все бесполезно! Одно твердит.
- Что же?
- Нет места - и кончено! В экспедиции, дескать, и без того много людей - тридцать человек. Но самое главное: грузы! Мы же везем образцы пород, пробы грунта, а также
- слюду, кристаллы Пиропа, Пироксеи… Их немало. Это все, пожалуй, тонны на три потянет. Ну и вот. - Она вздохнула, приникая ко мне. - Не знаю, что теперь делать…
- Что ж тут поделаешь? - хмуро отозвался я, - чему быть - того не миновать. Я к неприятностям давно уж привык. Как-нибудь перебьюсь! Но не печалься: может, мы еще встретимся…
- А ты - хотел бы?..
- Конечно.
- Для тебя это все - не простое приключение? Не так, как с другими?..
- Во всяком случае, в тебе есть что-то особенное, не похожее на всех других, - сказал я. - И вообще, ты - единственная женщина, ни разу не причинившая мне никаких огорчений… А это тоже не забывается.
- Вот как! - она усмехнулась. - Ну, знаешь, ты мастер на комплименты!
- Да я просто - не умею, - ответил я, - и разве дело тут в словах?
- Но поговорить все же надо! Хоть один-то раз - всерьез… Ведь расстаемся же!
Мы стояли на узкой тропе, тесно прижавшись друг к другу. Слева от нас громоздились острые, заснеженные скалы, справа - простиралось болото. Волнистое, белое, оно уходило к горизонту, и край его терялся в мутном дыму.
И оглядевшись и помедлив несколько, Нина сказала негромко:
- Вот ты рассказывал мне сказки про Ангару и Лену…
- Это не простые сказки! - наставительно заметил я.
- Да, да, разумеется. И я теперь думаю: как же быть-то, а? Понимаешь, в Москве у меня тоже ведь есть свой Хан. Правда, он добрый. И роскоши там немного. А о гареме и вовсе речи нет… Какой уж гарем! Но все-таки… - Она говорила с улыбочкой, небрежно, словно бы шутя. Но глаза ее - большие, ясные, серые, - странно вдруг помрачнели, были теперь почти черны. - Может, и мне тоже бы надо - бросить все и бежать? Или просто взять да и остаться здесь… в этих самых "полярных пустынях"?
- Ох, не знаю, - забормотал я, - не знаю, Ниночка. Это все слишком сложно, рискованно… Слишком уж ответственно…
С минуту она пристально смотрела на меня, отогнув край мехового капюшона. Потом опустила руку. А я продолжал:
- Жизнь у меня - имей в виду! - странная, скверная. Судьба постоянно ведет меня по краю катастроф. Зачем это тебе? Да еще - здесь… Якутия - не курорт! Нет уж, лучше лети в Москву. Так спокойнее. А там посмотрим… Живы будем, встретимся! Непременно!
***
Я мямлил и мялся так - от растерянности. Я ведь не знал тогда: люблю ли я всерьез эту девочку? Над этим я вообще как-то мало задумывался… Теперь-то я понимаю, что это как раз и был тот самый случай, которого я все время жду и ищу! Но ведь в жизни нашей почти всегда так и происходит: мы многое начинаем по-настоящему ценить лишь после того, как - теряем…
Если б я лучше разбирался в себе и верил в фортуну, - все повернулось бы иначе. Что мне стоило бы, в самом-то деле, задержать Нину, оставить ее здесь, с собой?!
Мы простились - и вот, спустя два дня, в Верхоянск пришло известие о том, что самолет с геологами попал в антициклон, потерпел аварию и разбился в тунгусских гольцах.
Свободное копирование
