Уроки Барона пригодились мне и очень: занимался он со мною, правда, не долго (наступил очередной запой, и старик снова исчез.) Но все же, с помощью его, я успел приобрести необходимые навыки. А дальше - как справедливо выразился мой учитель - все пошло само…
Я принят был на работу с двухмесячным испытательным сроком. И уже верил, что испытание - выдержу. Если, конечно, ничто не помешает… Но что же здесь могло помешать?
Работал я усердно, держался замкнуто, в театральные интриги не встревал, и вообще ни с кем не сближался. Среду эту я, в общем, знал и старался держаться от нее подальше.
Хотя нет. Была все же одна фигура, к которой я испытывал некий, необъяснимый интерес.
Роясь в париках, я нередко наталкивался взглядом на щель, заткнутую тряпкой. И постепенно заразился любопытством и все чаще стал прислушиваться к звукам за стеною.
Оттуда доносились порою невнятные голоса, какая-то возня, кобылиное ржание. И как-то раз я не выдержал. И вынул тряпку - несмелой рукой…
И увидел двух женщин. Одна из них, стройная, худенькая и совсем еще на вид молодая, была в балетной пачке. Присев на стул, она усердно массировала свои ноги. Другая, - постарше и поплотнее - стояла, кутаясь в халатик, у зеркала.
Оглаживая тугие, крепкие икры, молодая сказала:
- Кормильцы мои…
- Эх, ты, дурочка, - ответила старшая. И повернулась к ней, усмехаясь ярким, маленьким ртом. - Ничего ты не понимаешь…
Небрежным жестом отворила она полу халата. (Под ним обнажилось желтоватое тело.) И ладошкой - легонько - похлопала себя по низу живота:
- Вот, что всех нас кормит! Только это одно.
И сейчас же я подумал, - поспешно затыкая щель: Ого! Так вот она какая, Гиена. Это наверняка - она… Плотоядная баба, сразу видать.
Несколько дней я старался не задерживаться у этой стенки и не думать о том, что творится за нею… Но потом, как-то невзначай, помимо воли, снова потянулся к щели.
Я иду по скользкому пути Володи, - усмехнулся я.
И колеблясь и замирая, заглянул в обиталище Гиены.
Она была одна и, на сей раз, - безо всякой одежды! И сидела она теперь лицом ко мне, с отрешенным, задумчивым видом. Лицо у нее было весьма миловидное, но с какими-то мелкими, острыми чертами…
Она сидела, вольно раскинувшись на стуле. Обнаженные ноги ее были раздвинуты. В одной руке дымилась папироска. А другою - она поддерживала большую, мягкую свою грудь.
И невольно я отшатнулся, отпрянул, - сразу вспотев и испытывая странную слабость.
Нет, - решил я, - хватит! Начинается какой-то бред… Да и стыдно все-таки подглядывать… не дай Бог, она заметит! Но почему же она так сидит?
Я отошел к противоположному краю комнаты и занялся там приготовлением телесного
«первоначального» грима. Краска эта - близкая к цвету загара - расходуется в театре больше всего. Ни один актер не выйдет без нее на подмостки! Дело в том, что обычная кожа в резком свете прожекторов выглядит слишком блестящей и неестественно белой. Грим же придает ей натуральность. И он не отражает света. И на нем не видны капли пота. Словом, он крайне необходим - и его всегда не хватает. Составлять его приходится во множестве. И процесс этот, к тому же, не простой, ибо для каждого конкретного лица требуется особый оттенок, соответствующий цвету глаз и волос… Этим, конечно, отнюдь не исчерпывается гримерная работа. Первоначальный слой является всего лишь фоном, на который наносятся портретные штрихи. Но это все - потом, погодя… А пока вернемся к сюжету! Итак, я стоял перед трельяжем и, склонясь над длинной полкой, загроможденной всевозможными флаконами, банками и тюбиками, - старательно смешивал краски.
И внезапно, услышал тихий свист…
Я оглянулся: в комнате не было никого. Значит, свист этот шел из-за стенки.
Подойдя к ней, я отодвинул парик - и встретился с чьим-то внимательным взглядом. В щели был виден темный, подкрашенный, чуть удлиненный женский глаз - глаз Гиены! С минуту мы молча, в упор, смотрели друг на друга. Потом глаз дрогнул, блеснул и пропал… Появились влажные губы - и послышался шепот:
- Эй, ты чего ж? Посмотрел - и ушел…
- Это случайно, - залопотал я в смущении, - извините.
- Да ты не стесняйся, глупый… Или - не хочешь?
- Боюсь, - сказал я.
Я вдруг понял все! Она, оказывается, отлично знала, что за ней наблюдают, и не возражала; ей это, наоборот, нравилось! Она специально устраивала такие сеансы - давно уже и, видать, с наслаждением и не для меня одного…
- Чего ж это ты такой робкий? - хихикнула Гиена?
- Боюсь, что в результате чокнусь, - сказал я, - и тоже повешусь, - как ваш Володя.
Свободное копирование
