6 ноября
Наконец, слава Богу, от отца телеграмма: «Здоровы нужны деньги целуем».
Я была на рынке и там разговорилась с одной женщиной.
«Уехать из Москвы можно только с Северного вокзала. Остальные закрыты. По Казанской дороге на пятьдесят шестом километре немцы разбили путь. Я не поняла сначала... Мы были у границы, гостили у моего отца. Думала, что наши маневры, — на небе масса самолетов, а потом дымки — и взрывы, страшные, земля гудела!.. И тогда мы поняли».
Я говорю: «Вот судьба спасла вас». Она долго молчала. Потом говорит: «Мать была у нас. Мы не хотели оттуда уезжать. Но потом я решила забыть о себе и спасать ребенка и мать. Вот приехали сюда... Я окаменела как-то». Мы тепло попрощались. И вечером я разговорилась с каким-то юношей. Он рассказал мне, что он ушел из Киева на третий день, после того как немцы заняли город. «Переплыл Днепр, из города почти все ушли, всех эвакуировали. Наши не сдали города, пока не вывезли людей. Но сколько немцев там погибло! Раз в пять больше, чем наших. Наши дрались буквально за каждый камень, за каждую улицу. Винтовки дымились в руках. Какие у нас бойцы! Герои. Но мы перед немцами как с голыми руками... У них машины. Горы ихних трупов лежат, там и раненые и живые еще, а он по ним на танках, давит и прет, прет дальше. Своих он не жалеет... Немцы заняли город — и сейчас же приказ: повязки одного цвета у евреев, другого — у украинцев и третьего — у русских. По национальностям. Если кто не наденет повязку — под расстрел. Они сытые, гладкие, и все у них на механизме строится. Мы отступили к Харькову. Из Харькова нас — я с ремесленным училищем — через Москву привезли сюда. Под Москвой мы были в ночь с третьего на четвертое и попали под немецкие бомбы. В ту ночь был страшный воздушный налет, они метили в завод «Шарикоподшипник», но не попали... зато кругом... Пятиэтажного дома как не бывало. В щепки. Земля гудела и дрожала. Грохот такой, что вся голова как лопается. В наш эшелон они не попали. И четвертого днем мы уехали из Москвы. Я вывез из Киева мать и сестру с ребенком».
Прощаясь с ним, я горячо трясла его руку, мне хотелось сказать ему, — да что сказать?! Да, у немцев машины. Но мы победим, я верю, я это знаю.
Я после отчаянного письма Екатерины Борисовны к Цаплину заставила его послать ей еще телеграмму, чтобы она с семьей ехала сюда. Он неохотно послал, странный человек... А мне ее и всех людей вообще так жаль сейчас...