|
|
Приезжаем мы в Ялту, и через день мне сообщают: — У вас завтра съемка. Вы подъезжаете верхом к замку Оливии. — Как? Вы мне обещали, что будет тренер… — Что делать? Он не приехал, хотя и договаривались. А съемку отложить невозможно. …В Ялте к нашему приезду построили замок на высокой горе. Видно море, голубое небо. Актеры в старинных костюмах. Отдыхающие уже с утра приходили, садились в кружок и наблюдали за съемкой. Для них все было интересно. А я ни о чем не думала, я боялась. — Да не переживай ты, — говорил директор. — Это такая кляча… На ней возили бочки с водой. Надо только подъехать к воротам, лихо соскочить — и всё… Привели лошадь. Стоит такая понурая, голову повесила. Думаю, да чего я боюсь… Раз надо — значит надо. Лошадь почистили, расчесали гриву и хвост, надели на нее красивую сбрую, и она вдруг превратилась в приличную лошадку. Сначала помогли мне сесть в седло. А у меня сапоги со шпорами, шпага, плащ — с непривычки все это цепляется, мешает. Я немного потренировалась, уже без чьей-либо помощи соскакивала с седла, приспособилась с плащом и шпагой и почувствовала, что готова. Режиссер говорит: — Будем снимать. Приготовились! Конюх видит, что сейчас все начнется, а лошадь, видно, притомилась — стоит, опустила голову, глаза закрыла. Он решил ее немножко взбодрить и ударил хворостиной по крупу. Лошадь подхватилась — и рванула… в галоп. Я не ожидала, одна нога у меня из стремени выскочила, а лошадь понесла в горы. Я чувствую, что пропала. Ухватилась за гриву, но съезжаю набок. Одна нога только в стремени. Думаю, ну всё… Но тут у меня какой-то черный юмор появился! Я вспомнила, что внизу татарское кладбище, там меня и похоронить могут. Вдруг передо мною возник какой-то человек, изловчился, схватил лошадь под уздцы. И остановил. Помог мне слезть, а у меня коленки трясутся, я даже ничего сказать не могу, только показываю, что нам надо идти вниз. А на съемочной площадке все спокойно. Отдыхающие решили, что все идет по плану, актриса поскакала в горы, значит, так и надо. Один только директор, вместо того чтобы послать за мной, как-то организовать мое спасение, бегал, всплескивая руками и причитал: если с ней что-нибудь случится, будут неприятности, полкартины уже сняли… Что делать? Деньги-то уже истрачены. Увидев меня, подлетел со словами: — Ты знаешь, сколько ты могла бы нам стоить! И ни слова о том, как я себя чувствую. Но, как говорится, нет худа без добра. Через день приехал тренер, и начались занятия. Верховая езда — это замечательно. Я часто думаю: чего же я не сделала в жизни? Я могла бы заниматься конным спортом. Можно было продолжать учиться фехтованию. Но ни того, ни другого я не сделала, о чем и сожалею. Я о многом сожалею, потому что в свое время многое упустила. Так, например, я водила автомобиль, но после аварии решила больше не садиться за руль… Сниматься в «Двенадцатой ночи» было сложно. Я все время терзалась мыслью, правильно ли я играю. Режиссер — добрый и милый человек, но он ограничивался общими установками. А вот как конкретно решить ту или иную сцену, мы с Аллой Ларионовой думали сами. К счастью, наши партнеры, прекрасные актеры Яншин и Меркурьев, помогали нам. Но в конце концов все страхи улеглись, и картина была снята. |