Мой путь. Израиль. Маген-Шауль

МОЙ ПУТЬ. ИЗРАИЛЬ. МАГЕН-ШАУЛЬ

Нам выделили караван в мошаве с гордым названием Маген-Шауль - щит Саула (в одном километре от зеленой черты). Когда Люба увидела, где мы будем жить, она заплакала. Караваны стояли в чистом поле, вблизи ни деревца, ни кустика. Но выхода не было. Платить за квартиру нам было не с чего.

С квартирным хозяином возникли проблемы. Мы оплатили ему наличными за полгода вперед, а прожили только два месяца. Деньги возвращать он не желал. Очень жадный был. Цена на съем такой квартиры уже выросла до $500. Он уже нашел, кому ее сдать.

Я сказал ему:

— Симха, ты знаешь, что мы сидим без денег. Берегись, я и моя жена тебя проклянём, тебе эти деньги не пойдут впрок. А квартиру я запру на замок и уеду. Иногда мы будем сюда приезжать купаться в море. Так я и сделал.

Через неделю он меня нашел, хотя я и не сказал ему, куда поехал. Ко мне пришли из конторы мошава и сказали, что звонил такой-то и просил мне передать, что он вернет деньги, предлагает приехать и отдать ему ключи.

Я приехал к нему. Он сказал, что отдаст деньги только в присутствии адвоката. Мы пошли к адвокату, работающему неподалеку в промзоне. Я беспокоился, что это его знакомый адвокат и он займет его сторону. Однако это оказался совершенно объективный профессионал. С адвокатом я разговаривал по-английски. Симха нас не понимал и очень нервничал. Кое-что я ему переводил на русский. Он с адвокатом разговаривал на довольно простом иврите. Я его немного понимал.

Адвокат посмотрел наш договор о найме квартиры и очень удивился. К стандартному договору был приписан пункт, что после полугода я обязуюсь покинуть квартиру. Он спросил, как я мог такое подписать? В итоге адвокат четко назвал сумму, которую Симха должен мне вернуть, и засвидетельствовал передачу денег. В сердцах Симха по-русски сказал: "Нет в Израиле культуры!".

"Что он сказал?", — спросил адвокат. Я перевел на английский, потом на иврит. Адвокат и его секретарша позеленели. Я спросил, сколько я должен за услуги. "Ничего", сказал он, пожал мне руку и пожелал удачи.

Когда мы вышли от адвоката, Симха сказал: "Так ты отмени свое проклятие и Любе скажи, пусть отменит". Я пообещал это сделать.

Приехав в Афулу, я зашел в магазин радиотоваров на автоеокзале и купил недостающие в нашей жизни предметы культуры: видеомагнитофон Акай, маленький телевизор с экраном 14" и двухкассетный магнитофон Сони с радиоприемником. Оттуда на маршрутном такси приехал в Маген-Шауль.

Мошав это поселок фермеров. Каждая семья ведет свое частное хозяйство, но у них есть и общее имущество. В поселке есть магазин, клуб, синагога, плавательный бассейн, детский сад. В школу детей возят автобусом. Основной выращиваемой культурой были розы. Розы выращивали в огромных теплицах. В теплицах работали преимущественно арабы, которые приезжали на велосипедахы из-за зеленой черты (т.е. из Палестинской автономии). Цветы срезали, паковали и в автомобилях-рефрижераторах отправляли в аэропорт, там грузили в контейнеры-рефрижераторы и отправляли в Амстердам, на цветочную биржу.

Я никак не мог привыкнуть к тому, что в СССР я был еврей, а здесь русский. Люди в караванном поселке были разные. Когда я жил в Минске, знакомые евреи были учителями, инженерами, врачами, музыкантами. Знал я также евреев-рабочих: наладчика сложного оборудование, лекальщика, маляра, у которого заказы на ремонт квартир были расписаны на полгода вперед.

В караванах разброс был гораздо шире: был дирижер-хоровик из Львова, был главный бухгалтер крупного завода из Ташкента, несколько инженеров, врач-кардиолог из Ленинграда, пара зубных врачей, учитель физики из Киева, но основную массу составляли продавцы, шофёры, люди без профессии.

Некоторые из них были очень экономными. В каждом караване был электросчетчик и счетчик воды. Однажды сосед спросил у меня: “Сколько раз в день ты спускаешь воду?”.

Мне было уже почти 50. Найти приличную работу без языка было очень трудно. Я начал учиться на курсах иврита, которые располагались в кибуце Эйн-Харод Меухад. Это 14 км от моего каравана. Возили нас туда и обратно школьным автобусом вместе с детьми, Правда, группа, в которую меня включили, занималась уже почти месяц, я начал с середины. Догонять было нелегко.

Как-то мы с Любой стояли на тремпе, ждали попутныю машину в наш мошав. Остановилась машина, мы с Любой сели, я рядом с водителем, а она сзади. Я начал разговор с водителем по-английски. Он поинтересовался, кто я и чем занимаюсь. Я сказал, что сейчас без работы, учу иврит, а по специальности я программист. Он сказал:
— Моему мужу как раз нужен программист.
Я хотел поправить: “Вашей жене?”, Люба жестко ткнула меня в спину. И я вдруг врубился, что это мужеподобная женщина с прокуренным голосом. Мы въехали в мошав. Я показал ей, в каком караване я живу. Через некоторое время подъехал ее муж знакомиться.

Он был фермером, жил в 10 минутах ходьбы от меня. Основной доход у него был от выращивания роз. Но кроме этого, он владел маленькой компанией, разрабатывающей и продающей компьютерную систему для проектирования ирригационных сетей. Это был единственный продукт, который продавала компания. Работали в ней два человека: сам босс — его звали Габи и инженер-араб Махмуд.

Габи узнал, что я уже несколько месяцев не подходил к компьютеру, и посочувствовал. Программисту тяжело надолго отрываться от компьютера. Он предложил приходить к нему после языковых курсов и сидеть за компьютером, знакомится с матобеспечением, которое они используют.

Пару дней я знакомился. Программировали они на Microsoft Basic, но у него был и Microsoft C. В СССР я работал на Borland C и C++. Бейсик я не любил, на работать на нем приходилось. Я ознакомился с этим софтом, потом предложил ему дать мне какую-нибудь конкретную задачу, чтобы окончательно войти в курс. Он принес мне планшет-сколку. На него кладут чертеж, специальным пером обводят линии и кривые, и таким образом вводят в компьютер графический объект.
— Вот, — сказал он, — эта штука сильно тормозит компьютер. Надо сделать новый драйвер, чтоб она шла быстрее.

Это была real-time задача. Я взялся за работу. Пошел хакерским путем. Дизассемблировал его существующий драйвер. Он был сделан по-идиотски. В постоянном цикле опрашивал положение пера и этим сильно грузил компьютер даже, если перо неподвижно. Я связал любое перемешение пера с компьютерным системным прерыванием (как говорят, повесил на интеррапт). Тогда он стал обращаться к компьютеру только, если перо сдвинулось. Все стало намного быстрее. Я написал на Си нерезидентный драйвер, который можно было включать в любую задачу как подпрограмму. На все ушла неделя. Потом я позвал Габи и предложил ему быстро расписаться на планшете. Он расписался, и его подпись мгновенно появилась на экране компьютера. После этого о сказал: “Я начну тебе платить зарплату. 800 шекелей в месяц за работу в послеобеденное время”. Где-то через месяц он признался, что ребята из Техниона брались за эту задачу, деньги взяли, но результат оказался неудовлетворительный.

Махмуд был человек интеллигентный, с отличным ивритом и английским. Окончил Технион, специализировался как инженер-строитель. Он жил в арабской деревне Иксаль, полчаса езды на машине до Маген-Шауля. У нас сложились нормальные рабочие отношения.

Я пришел уже на готовенькое и делал всякие новые опции. Подозреваю, что фирма эта если и приносила прибыль, то очень небольшую, она была нужна Габи исключительно для самоутверждения. Заказчиков на его продукт было немного, причем только за рубежом. В Израиле, как я узнал позже, использовали другое программное обеспечение. За счет этой фирмы он ездил в командировки, помнится, несколько раз в ЮАР, во Францию, в Калифорнию и на остров Руньон (французская территория в Индийском океане). Доход же, и неплохой, он получал от фермы, где были теплицы с розами, которые экспортировались в Голландию и Германию. Он окончил Технион, получил степень магистра и был толковым инженером. Работать как простой фермер, подобно менее образованным соседям, ему претило. Наш офис располагался рядом с фермой, сначала во времянке, а потом он построил специальное помещение - 3 комнаты, туалет и душ (на всякий случай). Интересно, что уборку в офисе он делал сам лично, требуя, чтобы Махмуд и я при этом не отвлекались от работы. В одной комнате работали Махмуд и я. Там были компьютеры и большой плоттер. Остальные предназначались для гостей, зарубежных заказчиков.

Когда я закончил курсы иврита, Габи взял меня на полную ставку. Оплата была сравнительно приличной, позже я расскажу о ней подробней. Когда, я попытался разговаривать с ним на иврите, он сказал, что не может слышать такой иврит и попросил вернуться на английский.

Одним из заказчиков этой программы был бизнесмен из ЮАР, который регулярно приезжал в Израиль с предложениями по совершенствованию и дополнению системы новыми опциями. Он первым тестировал все новые версии. Звали его Крис дю Плесси. Это был мужик лет сорока, высокий, ходощавый, с ежиком ярко-рыжих волос и мальчишеским лицом. Был он не просто заказчиком, а еще и другом хозяина нашей компании. Крис, кроме того, что держал консультативную фирму по ирригации полей, был еще и фермером. Владел несколькими крупными фермами вблизи Йоханнесбурга и огромным участком земли с фермой в Намибии. У него был свой маленький самолет, который он пилотировал сам, перелетая с одной фермы на другую. Садился прямо на поле, благо размеры позволяли. Говорил по-английски со своеобразным акцентом, к которому я быстро привык. Он, как правило, приурочивал свои визиты к Пасхе и Рождеству и непременно посещал богослужения в Иерусалиме и Вифлееме (Бейт-Лехеме).

Когда я с ним познакомился, первое, что я у него спросил, не родственник ли он великому кардиналу Ришелье. Он удивился вопросу. Тогда я назвал ему полное имя кардинала — Armand-Jean du Plessis, Duke de Richelieu. Интернета тогда в нынешнем виде не было - только электронная почта через телефонный модем 9600 Бод, поэтому мы тут же полезли в энциклопедию Британика, которая стояла в офисе на полке. Он внимательно прочел статью про кардинала и сказал, что с этим вопросом еще нужно разобраться. Вообще-то его предки родом из Бельгии. Они были протестантами и в конце XVIII века уехали в Африку.

Времена для ЮАР тогда были тяжелыми. США и страны Европы ввели санкции. Израиль продолжал деловые отношения. В условиях блокады ЮАР покупала многие необходимые вещи через посредство Израиля. Я спросил у Криса, каковы прогнозы? Оптимизма он не выразил.

Поселок окружен забором, в котором были единственные въездные ворота с калиткой и будкой для охраны. Днем там один человек, а ночью дежурили 4 - 5, а иногда и больше. Все вооружены. Нам, жителям караванного поселка, тоже предложили по очереди дежурить ночью. Мы дежурили без оружия. Это было полезно для совершенствования иврита, а также знакомства с мошавниками. Мы болтали на разные темы, они расспрашивали о жизни в Советском Союзе, мы играли в шахматы и шашки. Время от времени несколько человек на джипе объезжали территорию и наблюдали, нет ли нарушений. На моей памяти был один случай, когда вор забрался в одну из теплиц и пытался унести оттуда какое-то оборудование, и другой, когда пытались угнать трактор. И вот из разговоров с людьми, я понял, что мы живем под пристальным наблюдением. Они знали про нас такие подробности, что я и не подозревал. У меня кто-то спросил:

— Так ты тот профессор ми Руссия, который работает у Габи?. — Я ответил, что я действительно работаю у Габи, но я не профессор.

— Но в университете ты там работал?

— Да.

— Ну, значит профессор.

В Израиле все на ты. На языке иврит нет обращения на вы, как формы вежливости. Если хотят подчеркнуть особое почтение, говорят: “Ты, мой господин”.

Летом моя дочка Таня устроилась работать в ресторан в городе Афула. Она работала на кухне, делала салаты. На ночном дежурстве у ворот я как-то разговорился с майором-пограничником. Они частенько приезжали ночью. Граница, зеленая черта была совсем рядом. И майор вдруг мне сказал: это хорошо, что твоя дочь летом не болтается без дела, а работает в ресторане. Ты правильно воспитываешь детей. В другой раз он же у меня спросил:
— Это правда, что когда у твоего соседа Димы обвалился караван, он с двумя детьми ночевал у тебя? —Правда. — Но ведь вас 5 человек в караване, у других людей свободнее. — Но он мой сосед. Место нашлось. А жена его была у других соседей.

И тогда я осознал, что в Израиле все обо всех знают. И хорошее и плохое. И если ты где-нибудь обосрался, тебе об этом могут напомнить через несколько лет в совершенно неожиданном месте.

Жизнь в караванном поселке где-то сродни жизни в коммунальной квартире. Все на глазах, все всё обо всех знают.

Мы были буквально непаханым полем для раввинов. Для нас устраивались регулярные проповеди. Для бесед с нами приезжали разные раввины. Запомнилось две проповеди. Первая на тему «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Проповедник четко и убедительно развил мысль, что прежде всего нужно любить самого себя. Если человек не любит себя, то и ближнего он никак не возлюбит.

Другую проповедь, которая мне запомнилась, не могу вспоминать без смеха. Все любавичские хасиды, которых я встречал в Израиле, знают идиш. И они любят рассказывать всякие майсы на смеси идиш и иврита.

Помнится, сидим вечерком на свежем воздухе. Было нас человек 10. Подходит незнакомый пожилой человек, одетый как ультраортодокс. Представляется хасидским раввином и выражает желание с нами побеседовать. Стал расспрашивать, кто мы да откуда, знаем ли мы идиш, ходим ли мы в синагогу. Ну, мы рассказали, откуда мы, что идиш практически не знаем, в синагогу ходим по большим праздникам.

Он сказал: "Я спою вам песню на идиш, вы ее не поймете, а потом переведу на иврит и объясню, в чем суть". И он запел:

Что ж ты Марко, дурень Марко,

Ходишь на ярмАрка?

Не купляешь, не продАешь,

Только робишь сварку?

(Для тех, кто не понимает по-украински или по-белорусски. "Робишь сварку" значит устраиваешь ссору).

Этот куплет повторялся несколько раз с вариациями. Мы были в полном отпаде. Потом он минут 10 разъяснял на иврите, что это хасидская песня на идиш про человека, который не понимает, где и как надо себя вести, обижает людей и ссорится с ними и т.д и т.п. Он объяснял, что Марко олицетворяет злое начало. Люди заняты делом, а он на ярмарке не продает и не покупает. Все, что его интересует — это мешать другим заниматься делом.

Мы (то есть понимающие русский и украинский) лежали от хохота, ржали уже через не могу, особенно во время объяснений. Хасид был удовлетворен. Он полагал, что нас так развеселил этот глупый Марко.

В 1992 году, после года жизни в Израиле, мы купили машину. При этом наше благосостояние можно было охарактеризовать одним словом — жопа. Мы жили в караване в мошаве с библейским названием Маген-Шауль (щит Саула) недалеко от зеленой черты в 15 км от Афулы и 6 км от Дженина. Мне повезло, я работал инженером-программистом в крохотной компании. однако с небольшой зарплатой, жена (учитель математики) эпизодически работала то на сортировке апельсинов, то в теплице на розах с еще меньшей зарплатой. Детям было тогда 14, 13 и 3. В предыдущей жизни мы были не приучены экономить и копить деньги.

Но машину купили, потому что уж очень жалко было потерять льготу. В Израиле тогда таможенный налог на автомобиль был больше 100%, а новым репатриантам, имеющим водительские права, продавали новую машину с большой скидкой налога, что оскорбляло коренных израильтян в самых лучших чувствах. К слову, когда мой хозяин узнал, что нам продают машины на таких условиях, он мне тут же предложил купить БМВ, чтобы на ней ездить ему, а мне он отдаст свою Пежо. Но по правилам льготную машину мог водить только ее владелец и члены его семьи. Были и другие ограничения, например, если ты ее продашь раньше, чем через три года, излишек денег придется вернуть в казну. У меня в Союзе машины не было, но были права, полученные еще в 19 лет, в 1961 году, в студенческие времена. Нас учили водить грузовик ГАЗ-51. Честно говоря, с тех пор я за руль не садился. Когда я предъявил эти права в израильской автоинспекции, там жутко удивились — такого документа они еще не видели. Но я спросил у них: вы же не думаете, что они поддельные или купленные? Этого они не думали и выдали мне израильские права. По мере увеличения количества репатриантов условия предоставления льгот и выплаты пособий неуклонно ухудшались. И вот в начале 1992 года председатель финансовой комиссии кнессета рав Меир Поруш сообщил о новых правилах: право на льготное приобретение автомобиля действует только в течение первого года пребывания в стране.

Я взял долгосрочную ссуду и еще одолжил денег у соседа. Конечно, выгоднее всего было бы купить дорогую машину и сэкономить много денег. Так некоторые и поступили. Я же выбрал самую дешевую — Шкоду Favorite в минимальной комплектации (без радио и кондиционера) . Ее полная цена была 28 тысяч шекелей, а по льготе — 16,5 (тогда $1 = 3 шекеля). Кстати, ВАЗ-2109 стоил по льготе 19 тысяч — те, кто его купили, потом здорово намучились, Fiat Uno — от 23 и выше, маленькая Subaru Justy с 3-цилиндровым двигателем — 24. Возле караванов появились новенькие машины. Самой дорогой была Mitsubishi Lancer, самая дешевая — моя.

От Маген-Шауля до зеленой черты (границы с палестинскими территориями) около километра. На границе был примитивный забор с всегда открытыми воротами, через которые можно было проехать по дороге номер 60, которая вела из Афулы в арабский город Дженин, до него от границы еще километров пять. Возле ворот был маленький пограничный пост. А сразу за воротами раскинулся довольно богатый рынок. Туда приезжали израильтяне, живущие неподалёку. Торговля была оптовая. Цены были баснословные. Ящик любых овощей или фруктов (виноград, персики, кабачки, баклажаны, сладкий перец) стоил 10 шекелей. В ящике было килограммов 10. На рынке в городе Афула кило овощей можно было купить за шекель в конце дня, но обычно раза в два-три дороже. А фрукты еще дороже.

Кур там продавали живыми. Подходишь, выбираешь парочку и идешь покупать овощи. Потом возвращаешься: куры уже зарезаны, ощипаны, выпотрошены. Цена 7 шекелей за килограмм. В магазине цены были 10-12. Поначалу в караванах единственная личная машина была у Лени из Могилева, сильно подержанная французская Симка красного цвета. Он был парень хороший. Его легко можно было уговорить подвести на арабский рынок и потом привезти обратно с покупками. Большинство, однако, ходили пешком, с рюкзаком. Весной 1992 года многие обзавелись машинами. Так что и я частенько подвозил безлошадных за покупками. Обычно туда ехали компанией, брали разнообразные фрукты и овощи, а потом делили каждый ящик на две-три семьи.

Однако в июле 1994 г. после Ословских соглашений в Палестину приехал Ясир Арафат со своей бандой. Все резко изменилось. Арабских торговцев обложили налогом. У них появились кассовые аппараты для отчетности. Цены подросли. Потом пограничники закрыли ворота и стали строго досматривать проезжающих в обоих направлениях. Появилось такое явление, как интифада. Частенько бывало, что арабские рабочие не могли приехать на работу. Приграничный рынок захирел. Мы перестали туда ездить. А для сельхозработ в Израиль начали завозить гастарбайтеров из Таиланда.

Однажды мы с женой и младшей дочкой поехали вечерком в Афулу за покупками. На обратном пути я почувствовал, что проколол заднее колесо. Я свернул в ближайший двор под фонарь и начал ставить запаску. На моей Шкоде колеса не ставились на шпильки, а крепились призонными болтами, причем болт нужно было вставить, совместив отверстия в трех дисках. В темноте и с непривычки я довольно долго провозился. Я остановился возле подъезда старого четырехэтажного дома, там стояли две скамейки, на них сидели старушки и на русском языке с легким кавказским акцентом вели оживленную беседу. Предметом беседы была соседская девочка.

— Она уже не маленькая, ей 15 лет, должна понимать, что к дедушке надо относиться с уважением. А она подала ему арбуз как собаке!

— Когда они приехали в Израиль и не было денег, чтобы купить квартиру, дедушка снял с себя несколько золотых вещей и продал. Где бы они сейчас жили, если бы не дедушка. А она подала ему арбуз как собаке.

— Конечно. родители тоже виноваты. Наверное, не объяснили ей как следует, чтобы она поняла, какой человек ее дедушка. Это просто ужасно. Подала ему арбуз как собаке!

Когда мы сели в машину и поехали домой, 13-летняя Таня спросила:

— А как подают собаке арбуз?

В 1992 году пришла к власти рабочая партия. Ее руководство было настроено предвзято по отношению к русской алие. В чем только нас не обвиняли! Мы купили свои дипломы о высшем образовании, у нас в семьях практикуют инцест, приехало много проституток. Прошло три десятка лет, а я не могу забыть имя тогдашнего министра Оры Намир, которая публично распространяла эту клевету. И главное: русские — безответственные пьяницы.