Письмо четвёртое
Сонюшка, милая!
Дальше будет та ругань, которой тебе сейчас так не хватает! Я сходил с ума до вчерашнего вечера, когда наконец получил сразу два письма. А до этого больше двух недель я вообще не знал, что у тебя. Я просто терялся в догадках, строил самые мрачные (какие — умолчим) прогнозы и гипотезы. Действительно, я пишу и так далее — а в ответ ни слова.
Ну, ладно, слава Богу. Я по–прежнему в состоянии заброшенности и только внешне я живу здесь. Скоро это кончится — и очень хорошо.
Мне здесь откровенно надоело. Наверное, я не приспособился к обменам скуки на здоровье.
А главное — вспоминаю, как там улыбается Ксютка — и мне здесь уже совсем невмоготу. Да и по тебе очень соскучился. Глядишь — и ты меня чем-нибудь удивишь В общем, сегодня первый день, когда я чувствую себя спокойно, и, наверное, — так письмам никогда не радовался.
Особенно плохо было в праздники. Тут уж трещина, о которой ты писала, была с очень острыми краями. Всё думал: может быть, у вас что-нибудь случилось — или ты перестаралась в своей ломке домашней планировки.
У нас же почти все — грузинки и говорят по-грузински. Причем, почти все — старые. А если бы и молодые — так ничего бы и не менялось — твои заветы я помню.
На 7 е я был у Важо К. Мы с ним вместе учились и на праздники он приехал домой.
Как жаль, что ты не видела совершенно уникального зрелища: местные валились под стол, а я — как ледорез, — рассекал грудью чачу и прочее Ты бы тогда меня полюбила прочнее.
А вот по части писания дело хуже. Поцелуй Ксютку, пусть она улыбается тебе еще нежнее. Потерпи немного. Я вас очень люблю. Целую крепко.
11 ноябрь 1964 года.
На фото: Та самая улыбка Ксюшки, о которой Лёва мне написал: «Поцелуй Ксютку! Пусть она улыбается тебе ещё нежнее…»
Свободное копирование
