Я пишу ему, когда его письма из командировки задержались:
«Любовь моя! Я веду себя плохо. И схожу с ума. Потому что тебя нет рядом. И нет писем. Поэтому я ем мороженое, пью очень холодную воду, никуда из дома стараюсь не выходить, даже на дачу не езжу, никакие пластинки не слушаю и никаких книг не читаю. Фотографировалась, была в театре и делала глупости, за которые будешь ты меня пороть. Еще мне два раза объяснились в чувствах, но я — как царевна-Несмеяна. Даже к портнихе не хожу.
Недавно ночью я слушала музыку (из «Евгения Онегина», арию графини). И так ею была покорена, что подумала: стОит жить ради того, чтобы это вот такое можно было слушать. Только чаще.
Осень 1963 года.
«Никто не мог понять, кто вызывал этот восторг»
Сонюшенька, дорогая! Сейчас сижу на заседании. Кругом разная речь. Выступает гвинеец и говорит о положении женщин в Гвинее, а я думаю о тебе, даже тогда, когда смотрю на длинноногих американок. Две — ничего.
А вообще, Сонюшенька, если тебе грустно (а мне — очень), то думай о том, что скоро мы будем вместе. Мне это помогает…
Читаю Золя («Нана»). Вот фраза: «Никто не мог понять — кто вызвал этот восторг: женщина или животное?». (А. Коонен. Золя. «Нана»).
Не могу понять. Кто?
Буратино
Осень 1963 года
Свободное копирование
